Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов

Похоже, что это охранник. Я делаю такой смелый вывод на основании многих признаков — росте, весе, бороде и, конечно же, форменной черной одежде с надписью «охрана».

После пяти минут разговора выясняется следующее — он дежурил в день этого безобразия, сменщик не явился, сторожа тоже, а отдежурившая свое ночная тетка—сторожиха убежала, вот остался один. Вечером собрался было идти домой — но тут такое вокруг творилось, что забоялся, да и с поликлиникой непонятно что делать было. До начальства было не дозвониться. Бросать все и уходить — нехорошо как—то, тем более жил один, дома никто не ждал. Сначала решил покараулить поликлинику «на всякий случай», потом просто уже понял, что выходить нельзя — прямо на его глазах под окнами две пугающего вида девчонки—подростка загрызли насмерть здоровенного мужика, по комплекции превосходившего самого охранника мало не вдвое. Первые два дня было просто страшно, а на третий, как ни присматривался — ни из одного окошка живых не было видно. Только мертвяки. Оставалось ему немного — закрыл окна первого этажа шторами, придвинул к ним шкафы и всякую мебель. Забаррикадировал стеклянные двери парадного входа стеллажами из регистратуры и остался робинзонничать. Взял запасные ключи и прошелся по кабинетам и комнатушкам.

Нашел в буфете на третьем этаже запас быстрокаш и чего—то в том же духе. Нашел пустые канистры столитровые, из которых пахло спиртом. Попробовал слить остатки — понял, что пить нельзя, денатурат в них был. Залил туда воду, потом пригодилось, когда обрезало водопровод. Нашел и пару таких жбанов уже с денатуратом. Вот на нем, на спирту — варил каши и чай грел, электричество тоже быстро кончилось. Спиртом же и обтирался вместо мытья в бане, благо ваты и полотенец был запас.

Меня это сильно удивляет — зачем стоматологам столько денатурата? Разгадка отыскивается очень скоро — когда наша ведущая открывает двери с вырубившимися кодовыми замками на третьем этаже — это оказывается царство протезистов, здоровенная мастерская и почти на каждом рабочем месте стоит спиртовка. Ну, правильно же — слепки челюстей тут обрабатываются, работа с воском с пластиками. Продолжаем вытаскивать то, что она показывает. Вижу, что смотрит с тоской — тут—то все налажено было и отработано, привычное рабочее место. Зачем—то таскаем коробки с гипсом. Потом небольшую установку для «гибких протезов», некое ноу—хау вроде. Не вполне понимаю, о чем она отрывками объясняет, но вроде как это вместо тех пресловутых челюстей, которые на ночь старики в стакан кладут. Эти, дескать, держишь чуток в теплой воде, они становятся мягкими и потом садятся плотно и не мешают. Правда уточняет — для них нужно, чтоб несколько зубов во рту у пациента было. Начинаю подбивать клинья, чтоб первыми на диковинном агрегате обслужили наших беззубых снайперов. Минутку она думает. Потом соглашается — видно по ее расчетам мы попадаем в категорию «выгодных клиентов», что не может не радовать. Куя не остывшее железо, договариваюсь о времени приема для снимания слепков. Тут она меня быстро охолаживает — сначала обязательно пролечить полость рта, проверить оставшиеся зубы, а здесь, скорее всего, будут проблемы.

А я ловлю себя на том, что чувствую себя паршиво. Не было такого раньше ни разу — всегда, когда мы выносили что—то из разгромленных заведений, ничего подобного не было. А сейчас — словно пластаю куски мяса из беззащитного животного что ли… Или как? Мерзкое ощущение от грабежа совершенно нормальной, просто спящей поликлиники. Я отлично понимаю стоматологиню — кажется совсем немного надо, чтоб поликлиника снова отлично заработала — ну там решетки на окна, да воду включить да электричество, всего—то делов на первый взгляд. И потому нормальная привычная мародерка, когда понимаешь, что делаешь доброе дело, забирая из умершего учреждения то, что все равно пропадет зазря, а в наших руках еще как пригодится живым людям сейчас представляется каким—то гопничеством и живодерством в условиях целой, нормальной поликлиники.

Не, умом—то я понимаю, что электросети, канализация и водопровод — это вовсе не пустяк. Ни разу не пустяк, но впечатление неправильности — есть. Даже в своей собственной поликлинике, которая как раз была первым опытом мародерки, не было такого ощущения. Там было ясно — все, территория потеряна, уже не наша эта территория, сдали ее врагу и потому выволочь все что можно, да еще перешагивая в ходе выноса через лужи свернувшейся подсохшей крови мимо тех кабинетов, где ворочались запертые зомби было необходимым и важным делом. Понятным делом, оправданным, точно старшина Васков сняв с погибшей девчонки зенитчицы сапоги, отдал их босой дурехе. Тут такого нет впечатления совершенно.