Экая я размазня. Или просто знаю, как хлопотно и трудно наладить нормальную рабочую систему — ту же поликлинику, например. Это со стороны все запросто, а на деле куда как непросто, о чем обычно забывают рассуждающие об элементарности любого сложного дела. Особенно когда не им надо это дело выполнять. Долго ищем какие—то очень важные в работе «наконечники», забираем тот самый набор для депофореза, удивительно похожий на детский прибор для выжигания по дереву. В общем, забрали все, что не привинчено к полу, включая и охранника. Тот с грустью прощается со своим убежищем и отправляется с нами.
Оба грузовика уже забиты под крышку. Зомби так и не появились, несмотря на всю суету, которую мы тут развели. Ничего не понимаю. Водила в ответ на вопрос только широко ухмыляется. Тычет пальцем в сторону неумолчного «тында—тында—тында», потом, откровенно потешаясь над моим недоуменным видом, объясняет: «Поставили несколько музыкальных установок — ближайшая тут на Кронштадтской площади орет, еще одна погуще басом — а автобусном хозяйстве, да еще одну загнали в Шереметевский парк»
— А нафига? — удивляюсь я.
— Так зомби на звук прутся как на концерт Пугачевой или там Раммштайна. Там где громкоговорители — черным — черно, толпы пасутся. А ты думал с чего тут тихо? Потому, что все на звук поперлись.
— И почему шансон поставили?
— А по заказам телезрителей, а ты что подумал?
— Думать я не умею, это мне лишнее. Ну что, поехали?
— Не здесь же оставаться…
В принципе, можно бы и чем другим заняться, но остаток дня уходит на выгрузку добра в поликлинике. Майор не хочет отдавать лавры кому бы то ни было, а мы с Надеждой получаем недвусмысленный приказ перезнакомиться со всеми в стоматологии и буде что им понадобится — тут же ему докладывать. Ясно видно, что майор твердо решил взять шефство не только над некрологической лабораторией и больницей, но и над стоматологией тоже. А что, разумно. Мне такой подход симпатичен. На обнаруженного охранника реагирует своеобразно — хмыкает и спокойно отмечает, что это — не Осовец.
А когда плывем уже по Финскому заливу рассказывает о том, что во время боев и обстрелов крепости Осовец — еще в ходе Первой Мировой война был засыпан русский солдат, аккурат в складе. А откопали его уже поляки в год смерти дедушки Ленина, то есть сильно после окончания войны. Солдат был жив и здоров, а время проведенное в подземном складе отмечал сменой белья — раз в неделю как мог мылся и одевал чистый комплект белья. Время рассчитывал по часам, оказавшимся в складском помещении. А грязный аккуратно складывал. Пытался выкопать ход — ан не получилось, больно завал из специального крепостного кирпича крепок оказался. Вот это да, робинзонада. Так что охраннику лавры не светят. Хотя — замечает майор — в Осовце люди были серьезные — немцы зубы о гарнизон поломали, одна «атака мертвецов» чего стоила.
Разумеется, ему тут же задают вопрос — о чем это он. И Брысь не жеманничая рассказывает, что после безуспешных атак и обстрелов крепости немцы применили отравляющие газы в количестве достаточном, чтоб живых не осталось. И спокойно пошли занимать зачищенные газом укрепления. Русским выжить было невозможно, тем более, что такой шедевр, как универсальный противогаз Зелинский еще не создал. Ан оказалось, что немцы ошиблись в расчетах, это для них характерно вообще—то, рассчитать точно всякие мелочи, чтобы лажануться по—крупному. Не зря же они обе мировые войны развязали и обе продули позорнейше. Так вот выжившие бойцы ударили такой жесткой штыковой контратакой, что опрокинули атаковавших, превосходивших в количестве в разы. Известное дело было в свое время. Немцы оправдывались, что обожженные газом защитники крепости были слишком страшны на вид — точь в точь восставшие из мертвых.
Ну да, я об этом впервые слышу. Вот японцем, провоевавшим на Филиппинах и сдавшемся уже через десятилетия после капитуляции Японии все уши прожужжали, помнится. И с фамилией и со званием. Спрашиваю майора — какие—нибудь фамилии известны? Пожимает плечами. Ну да, характерно. Как какой—нибудь иностранный герой — вся наша пресса на пену от усердия исходит, а как свой — так и фамилия не интересна.
Спрашиваю майора, взяли ли немцы крепость Осовец? Оказывается — нет, «не шмогли».
Крепость эвакуировали только из—за прорыва войск кайзера в Галиции. Оставив руины. И солдата в обвалившемся подземелье.
Глава 17. Отдых после работы.
Надежда все еще дуется.
А когда я собираюсь с Фрейей на дрессировочную площадку и спрашиваю — с чего это такое дутье, озадачивает меня изрядно.
— Я не дуюсь, сказала же. Я думаю… Я хочу от тебя ребенка. Не в том смысле, что одеть тебе хомут на шею, нет. Сама вполне справлюсь, ты не пугайся. Но мне уже надо поторапливаться, возраст уже не молоденький. Да и просто — хочу ребенка. Не тебя заарканить, а для себя. Понимаешь?
— А не опасаешься — время сейчас такое жутковатое.
— Я видела страшнее. Гораздо страшнее. А сейчас люди вокруг нормальные, так что этого попугиваться не стоит.
Она минутку молчит, думает.