Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов

— Это полностью относится к нашей беседе. Дело в том, что оказалось в ходе многочисленных экспериментов — все люди делятся на три неравные группы. Одни всегда и обязательно будут нарушать правила. В зависимости от жестокости наказания за нарушение правил, эта группа составляет от 10% до 25% всей популяции. Другая группа — практически никогда правила не нарушает. Что любопытно их тоже столько же — от 10% до 25%. И наконец третья группа, самая многочисленная — могут примыкать как к нарушающим, так и к праведникам. Все зависит от установки.

Не мешают воровать — будут воровать все. Кроме тех, кто не нарушает правила принципиально. Запрещено воровать — будут воровать именно те, для которых закон не писан. Причем если их как следует запугать — останется только 10% неисправимых. Не пугать — будет 25%.

—Разумеется, это средние цифры, на деле все сложнее, но суть выражает — задумчиво произносит Бурш и тут же, резко, как атакующий крокодил окликает мальчишек, проходящих мимо. Спрашивает командным голосом, почему они не дождались сантранспорта и не проводили его к нам.

А, точно, это же те самые мальчуганы, которые нас совсем недавно напрягли на упокоение двадцатилетней «тетки». Они удивлены выпадом и наперебой оправдываются, что как раз дождались и все показали и рассказали. Только водитель был поддавшим, от него пивом шибало, наверное, потому и приехал поздно.

Выслушав все это, коллега благодарит пацанят за службу и снимает претензии, опять превращаясь из атаковавшего крокодила в притопленное среди ряски бревнышко.

— Ну не спешили мортусы. Свинособаки этакие.

— Бывает — откликается Бурш и закусывает сосиской глоток пива.

— А мне в связи с упомянутой теорией вспомнился спор, который был аккурат перед Бедой. Я даже в нем поучаствовал в меру своих сил и разумения. Вы в курсе, что у вершины Эвереста валяется около двухсот трупов альпинистов? Те невезучие, у которых кончился кислород или силы или подвело снаряжение?

— Что, прямо так и валяются?

— Ну да, я сам ошалел, когда фото увидел. Причем там же гниение не идет практически, они хорошо проморожены, воздух разрежен, кислорода в нем втрое меньше, потому отлично сохраняются, особенно близко от вершины. Нет, конечно, там снежком их шкурит, те которые давно валяются да на открытом месте отшлифованы до костей, где одеждой не прикрыты. Еще больше ошалел, когда убедился в пикантном нюансе. Даже на такой высоте и в таких условиях есть мародерство. Например некий покойный канадец вроде известен у восходящих как «мистер смешные ботинки» — у него дешевка на ногах, самые непрестижные лапти из предлагаемого альпинистского снаряжения. А на паре снимков других мертвецов ботиночки—то отсутствуют. Так вот собственно разговор крутился вокруг того момента, что там настолько нечеловеческие условия, что на помощь кому—то другому сил просто нет. И потому, дескать, там правила поведения совсем другие, не то что на равнине. Дескать, какая мораль может быть на 8000 метров? Ровно никакой морали. И потому это совершенно нормально, когда группа проходит мимо умирающего, фотографирует его, спрашивает фамилию и идет дальше к вершине.

— Надо полагать, что там в том или ином виде присутствуют деньги? При том большие?

— В точку! Восхождение стоило от 30 до 70 тыщ. евров. И вытанцовывается простая ситуация — человек платит кучу бабла, чтоб потом понтоваться, а если будет оказывать помощь каким—то недотепам — то деньги на ветер. Ну и какое кому дело, что кто—то загибается?

— Каждый сам за себя, один Бог за всех! Так это не обязательно только на такой высоте. Вполне себе поговорка уровня моря.

— Ага. Причем, что любопытно, известно и достаточно случаев, когда восходившие помогали другим, да чего там — просто спасали погибавших. То есть получается, что высокомерная хня альпинистского разлива о невиданно других законах на вершине так высокопарной хней и остается. И в сухом осадке — именно различие в поведении людей в любых экстремальных ситуациях. Неважно — на тонущем судне, в блокированном Ленинграде или в горящем здании. Когда речь идет о спасении своей или чужой жизни. Тогда все и выясняется. И в итоге — везде все одинаково. Одни моментально становятся мразью последней, что в экстремальных условиях особенно видно ясно, другие остаются людьми.

— Был у меня пациент. Морячок. Рассказывал, что разок ему пришлось взять на себя функции несвойственные обычно морякам. Помните, была такая катастрофа под Новороссийском — когда сухогруз «Петр Васев» утопил пассажирский теплоход «Нахимов»?

— Смутно. Там странное что—то вышло — видимость миллион на миллион, море пустое, а «Васев» так удачно в борт пришел, что и нарочно не сумеешь? Около 500 погибших вроде?

— Около того. Так вот морячок увидел, как мужик отбирает у ребенка спасательный жилет…

— Видимо мужику не удалось отнять жилет?

— Да вроде так. Вроде как потоп мужик.

— Нетолерантно, нетолерантно.

— А что тут поделаешь?

— Да ничего. Еще по кружечке?

— Да плохо ли…

На остатки своих сбродных бумажек покупаю сосисок домой.

Вопросительный взгляд Бурша на пакет.