Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов

— Если я чего и опасаюсь… если опасаюсь… так только телегонии. Все, иди, Собакина вон уже вся извелась. Иди. Потом поговорим.

— Погоди, я хотел сказать…

— Все потом.

Меня просто выпихивают за дверь, чему изо всех сил помогает и щенятина, со всей мочи тянущая меня на площадку.

Совершенно незаметно для самого себя прибываю на место встречи, где уже нетерпеливо прохаживается Бурш. Задумался я что—то. Собаченции радостно устраивают детский крик на лужайке, а я, не удержавшись, спрашиваю коллегу что такое «телегония». Я точно слышал это слово раньше — вроде бы именно в плане породистых собак.

Бурш немного удивляется.

— Вообще—то тут сложная ситуация. Телегония — теория о том, что первый самец оставляет определенный след в самке. То есть рождающееся от других самцов потомство будет иметь черты и тех самцов, которые были раньше. Теория считается вредной, ложной и ненаучной. Видимо именно потому у целой кучи народов не самых глупых к слову, невесте положено быть девственной до свадьбы, а все, кто так или иначе занимаются разведением породистых животных как огня боятся неплановой вязки питомцев с беспородной сволочью. С одной стороны вроде бы особо точных научных данных нет, с другой стороны породистая сука, покрытая дворянином, сильно теряет в цене. А с какой стороны вопрос возник?

— Да слово услышал, вроде знакомое. И это — значит, мне Фрейю надо будет строго пасти? Блюсти ея нравственность?

— Не без этого. Если конечно не хотите получить кучу дворняжек. Хотя дворняжка — тоже собака, еще, пожалуй, и поумнее породистых бывают. Им же выживать приходится в очень жестких условиях. Хотя если что — не вздумайте ссылаться на мои слова, я их вам не говорил.

Бурш улыбается и подмигивает.

Улыбаюсь в ответ, отмечая про себя, что вот и еще проблемка с собакой образовалась. Но с собакой—то пока еще дело откладывается, не до хахалей Фрейе, а вот то, что выложил про телегонию Бурш и что именно этого опасается не кто—то, а Надежда — сильно меня озадачивает. Попутно в голове у меня складываются разные кусочки мозаики и целостная картинка чуть не заставляет меня дать себе по башке от стыда. От я ж дурень так дурень. Только сейчас я вспоминаю, как погас блеск в глазах любовницы, когда я начал распинаться о сексе в разных неуютных местах вроде ковров и сеновалов.

Насыпал ей соли в рану и поперчил. Тьфу, язычище поганое. Стыдно становится до безобразия. Если она была рабыней у Паладинов Свободы Гордого Кавказа, то мог бы я и подумать своей головой что да как. Вон бойкая журналистка Масюк, уж как песни пела этой ичкерийской сволочи, а посидела чуток в зиндане у своих друзей — бандюганов, которыми так восхищалась с телеэкрана — живо сменила пластинку. А Масюк была не рабыней, просто ценным товаром, заложницей…

Да, а кстати — как насчет мне стать папашей? Об этом же речь пошла. Видимо я слишком задумываюсь — пару раз Бурш настойчиво напоминает, что моя воспитанница выполнила то, что я ей приказал и потому надо собачиньке дать вкусного.

Нас отвлекают от работы трое мальчишек, которые утверждают, что тут — в закутке у гаражей стоит «дохлая тетка». Прерывать дрессировку приходится — куда ж денешься. Мы как вспомогательный патруль обязаны встрять и устранить угрозу. Очень хочется отвести душу и за все свои грехи надрать мальчишкам уши. Как мелким и более слабым. Приходится уминать свои желания, мальчуганы не виноваты, что я сегодня свалял дурака. Бурш строго спрашивает у них: «Какого краснорожего дьявола вы шляетесь где не попадя, а если бы вас покусали. А?» Сопляки валят вину на свои похождения друг на друга, но я вижу, что коллега отрабатывает воспитательный номер «по обязанности».

«Дохлая тетка» оказывается девушкой лет двадцати от роду, и назвать ее теткой могут только эти неполовозрелые балбесы. Ну да, у них тридцатилетняя — уже старуха, разумеется.

Зомби застряла между гаражами, и выбраться сама не может. Пыльная вся, словно паутиной покрыта, стоит тут видно с самого начала. Да и одета еще тепло, по—мартовски. Пряталась, наверное, тут и отошла, а вылезти уже не получилось. Ссохлась сильно, все лицо в складках кожи. Уровень угрозы минимален, потому прошу подержать собаку и с пары шагов аккуратно упокаиваю.

Теперь надо вызвать санслужбу. Из документов у покойной находится студенческий билет. С фотографии смотрит смешливая симпатичная мордашка с живыми глазенками и мне становится тошно. Не физически, просто очень гадостно на душе, когда поневоле сравниваешь личико на фото с пыльной иссохшей харей, в которой никак не узнать живую студентку. Нет, нифига ничего красивого в смерти нет.

Посылаем мальчуганов встретить фургон и провести сюда — объяснять по рации диспетчеру замаешься, лучше, как и раньше выслать навстречу спецтранспорту толкового провожатого. Любой, кто когда—нибудь работал в скорой помощи, или пожарной команде или в милиции — если конечно он заинтересован, чтоб спецтранс приехал быстро, а не блукал по лабиринтам — обязательно обеспечит встречу. Без оркестра и цветов, но обеспечит.