Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов

— Вот черт вас за язык дернул — с неудовольствием отвечаю я, потому как в кабинет как раз заходит мамашка с девчонкой лет десяти и в открытую дверь отчетливо доносится уханье, потом рев, потом визг и поток стремительной брани, сопровождающейся грохотом обвально падающих предметов. И все это — прямо за стеной.

Переглядываемся с Буршем, сокрушенно киваем головами. Нам обоим ясно, как ухитрился отличиться Валера. А ведь не раз его предупреждали — йодная сеточка, хорошее и широко применяемое средство, служащее в немалой степени и успокоению пациента, наносится не обильно смоченным тампоном, даже не в экономии йода дело — просто попав на нежные складки тонкой кожи, особенно в промежность — йод вызывает ожоги. А Валера — щедрая душа, не внял предупреждениям. Налил, небось, йода в междупопие. А там кожа куда как нежная. Вот теперь точно жалоба будет. Публика в коридоре оживляется. Когда участники инцидента вываливаются в коридор, часть пациентов начинает неудержимо ржать, часть испуганно шарахается в стороны, а молоденький паренек со свеже забинтованной правой кистью неловко начинает дергать из кармана пистолет. Это уж совсем ни к чему.

— Сидите, сейчас вернусь — бросаю ошалевшей мамашке, которая на всякий случай закрывает ладошкой глаза своей дочке ладошкой и вместе с Буршем выскакиваем в коридор. Интернет—деятель визжа, воя и ругаясь, вертясь волчком, изображает кота, пытающегося поймать свой хвост. Хвоста у блоггера нет, есть слегка голая отмеченная старательно разлинееными квадратиками синюшная задница. Немудрено, что публика ошалела — видок тот еще. Валера с испачканными йодом руками пытается остановить недоразрисованного, но не очень успешно. Вот сейчас у пациента настоящая истерика, это точно.

Совместными усилиями загоняем истерящего пациента в разгромленную процедурную и мне приходится на практике показывать Буршу, что хоть я и не Шарко и колокола у меня нет, но орать я умею: «Вы! Стоять! Не вертеться! Поняли!» Что—то блеющее в ответ. Продолжаю орать: «Яснее! Громко! Четко! Отвечайте!» Бурш грохает кулаком по столу так, что большая часть предметов в кабинете подпрыгивает, включая и нас с пациентом. Тот, обильно потея, выдавливает из себя: «Д—да!» Почти плачет.

Стремительно исправляем последствия Валериного усердия и с колоссальным облегчением выпроваживаем пациента.

Разумеется, он оказывается завзятым хаммурапистом, бежит жаловаться и потом приходится давать объяснения начмеду. Мало того — из очереди жалобы написали еще четверо скрытых хаммурапистов, которым не понравилось, как медики обращаются в пациентом. А может, испугались синей задницы, расчерченной словно для игры в крестики — нолики.

Единственная польза от всего происшедшего, что после этого инцидента в больнице истерических и сутяжных пациентов стойко стали называть хаммурапистами. Но это было уже сильно потом. А пока мы сидели у начмеда и покорно выслушивали в общем совершенно справедливые нотации. Мне еще попутно влетел фитиль за несвоевременно оформляемые истории болезни и первичные документы. А еще я посмеялся про себя, представив, как начмед читает на утренней конференции «обясниль записон»: «пациент скончался в 19.32, после чего через 8 минут воскрес и в течении 3 часов нарушал работу отделения, гоняясь за врачами, медсестрами и другими пациентами, имея при этом гнусные намерения и в связи с чем мною и не были заполнены Истории болезни»…

Но смех смехом, а мне приходится до позднего вечера дописывать исправлять и подчищать. Твердо даю себе слово, что уж теперь—то все буду записывать вовремя. Попутно вспоминаю, что своевременное составление документов — ровно так же беда для моего братца. И почему—то в голове упорно крутится слышанное где—то трехстишие:

Работал на дизеле с братом

Не знаю, как нас и назвать.

В общем, наш дизель украли.

Глава 27. Сюрвайверы. Вискас.

Неожиданно для Ирки джип развернулся и поехал обратно в зачищенную уже деревню.

Виктор помолчал. А потом не удержался: «Хочется проверить, что все—таки везла фура. Видно же, что груженая. Вдруг что полезное? Представляешь, целая фура…»

— Китайских электродрелей! Или цветочных горшков! — не удержалась Ирина.

— А может голубцов в соусе? Помнишь жареные голубцы?

Ирка помнила. Пару лет назад еще при постройке бункера они рано утром тормознули у сгоревшей фуры. Тягач и половина фуры превратились в руины на ободах колес, а пара несчастных азербайджанцев продавала по совсем смешной цене опаленные банки из полусгоревшего штабеля. Витя деловито купил одну банку, оценил содержимое — а там как раз и были болгарские голубцы, и взял, сколько в УАЗ влезло. Вкусные голубцы были. Ирка сглотнула набежавшие слюнки.

— Я ж понимаю, что, скорее всего там фигня ненужная. А вдруг и что полезное?