Мы — из Солнечной системы

В рассказе Гуркова наборщик изготовил чайную ложечку спирта за час, а за ночь — смертельную дозу угарного газа. На самом деле ни часа, ни ночи не хватило бы. В ложечке спирта около 7 × 10²³ (700 000 000 000 000 000 000 000 — семьсот секстиллионов) атомов. Примерно столько же в кусочке пиленого сахара. Если бы Березовский стучал на клавишах круглосуточно от рождения до смерти, если бы ему помогали все ленинградцы, если бы даже все жители земного шара — старики, взрослые и младенцы, забросив все свои дела, занялись бы сборкой сахара из атомов, все вместе они с трудом изготовили бы маленький кристаллик сахарного песка за столетие.

Лопнул мыльный пузырь. Огорчённый мечтатель забился глубже под одеяло. Точные цифры развеяли мираж. Никогда умирающие от голода не смогут спастись с помощью атомного наборщика. Никогда не будут стучать на кухнях весёлые машинки вроде пишущих. Зря старался Березовский, составляя меню из простых по формуле кушаний. Учёные давно сделали расчёт. Бессилие навеки! Березовскому захотелось умереть от разочарования и тоски.

Всё замерло в унылой заиндевелой комнате. Но вдруг послышался хрип, потом чужой голос сказал грозно:

— Граждане, воздушная тревога!

Зашевелилось одеяло на кровати, показалось худое, остроносое лицо, горящие глаза…

— Граждане…

Что же он не спешит в укрытие, этот безрассудный Березовский? Вот уже заворчали зенитки на крышах, небо исхлестали цветные бичи. Бухнули разрывы бомб. Задрожали заклеенные бумагой крест-накрест стёкла.

Беги, Березовский! Жизнь спасай!

— А как же радио? — вслух говорит инвалид.

Вот о чём он думает сейчас, во время обстрела:

— Звук — это колебание воздуха. Ухо воспринимает частоту от 16 колебаний в секунду до 20 тысяч. Диктор сказал: «Граждане, воздушная тревога!» Десятки тысяч колебаний отправились в эфир. Но ведь никто не нажимал десятки тысяч раз клавиши, не стучал десятки тысяч раз ключом. Нет же! Нет необходимости человеку заботиться о каждом колебании. Они возникают в гортани автоматически и передаются по радио автоматически. Так, может быть, и о каждом отдельном атоме думать необязательно?

И дальше рассуждает Березовский: «Видимо, атомная сборка должна напоминать радио. Но что такое радио? Принято говорить: радио — передача звука на расстояние. Однако это не точно. Звук не передаётся, на самом деле он умирает на радиостанции. Передаются радиоволны, они несут на себе слепок; отпечаток звука. По этому слепку в приёмнике рождается такой же звук, точная копия голоса диктора. Не голос диктора, а только копия. Она сделана из другого воздуха, из того, что находится в простывшей комнате Березовского».

Грохочут разрывы, дрожат стены, сыплется известковая пыль. Березовский не замечает: он торопится думать. О воздухе. Воздух в его комнате способен на чудеса. Он может воспроизвести любые звуки: голоса живых и умерших, слова забытых и всех современных языков, пение соловья и рёв доисторического динозавра, все симфонии, в том числе утерянные и ещё не написанные, и бормотанье питекантропа, и лекции будущих профессоров сорокового века.

На бумаге можно нарисовать всё, что угодно, из глины вылепить всё, что угодно. Воздух — это бумага и глина для звуков. Беда в том, что мы не всегда знаем, как надо его сморщить, как расставить колебания.

И даже если знаем, колебаний слишком много, чтобы лепить их поодиночке. Мы предпочитаем механическое копирование по образцу. Голос диктора — образец. И во всех комнатах Ленинграда звучат копии: «Отбой воздушной тревоги!»

Ушли стервятники. Развалили ещё несколько зданий, убили ещё несколько голодных. А дух сломить им не удалось. И даже мечты не удалось убить.

Карандаша нет, чернила превратились в лиловую льдинку. Но из-под шинели выбралась холодная рука, синим ногтем чертит на заиндевевшей стене неровные линии. Возникает таблица аналогий — первая таблица Березовского.

ТАБЛИЦА АНАЛОГИЙ

(Схема всякого копирования: образец — отпечаток — копия)