Мы лучше

Кристофер не сводил с Бенджамина взгляда, открыто выражавшего замешательство, но с приятными нотками гордости, которые ему бы хотелось показать человеку, настолько разоткровенничавшемуся, насколько это было возможно в его представлении. Почти с самого знакомства, Кристофер относился к нему чуть внимательней и с большим любопытством, нежели к другим подчиненным, причем, большинство из которых действительно заслуживали внимания и поощрения, но именно сирота, одинокий и практически чужой в любом месте и времени, привлек его внимание. Возможно, как думал он не единожды, вызвано подобное замещением потери, чем‑то общим между ним и Бенджамином. Кристофер курировал многие проекты, но этот ему всегда казался невозможным. Весь труд Бенджамина был бы потрачен впустую с точки зрения науки и открытий ЦРТ, по мнению Кристофера, но он не мог не дать ему шанс, веря, что создание подобного будет инструментом во взрослении, и неким способом ему самому, шансом ухватится за нечто такое, позволяющее пережить личную трагедию. Данное решение было непрофессионально, он понимал это, но соблазн окунуться в мир фантазии, где появилась идея самого механизма, притягивал его именно тем, что не позволяло ему стоять на месте, боясь смотреть вперед, ведь позади были те события, боль от которых была всегда с ним… Он видел, как изменился Бенджамин – за какие‑то пару часов тот, кто был во много младше него, смог преодолеть самого себя, чего Кристофер не добился за долгие годы. Сейчас, когда проект достиг своего апогея, его протеже, практически приемный сын, все же смог сделать большой шаг вперед, отпустив, наконец, прошлое и начав новый этап жизни, разделил ее на «до» и «после». Кристофер же, переживший сложнейший этап, так и остался при своем…. На него данный инцидент отразился в противоположность тому, как это повлияло на Бенджамина, и за истинной гордостью, последовало жгучее разочарование от себя.

11

При просмотре видеозаписи разговора между Артуром и Людвигом, Итан лишился дара речи. Игнорируя все вокруг, создав пустоту вокруг себя ради концентрации, осталось только одно – близость разгадки. Простой, на первый взгляд, диалог между интервьюером и интервьюируемым не давал ему покоя из‑за простейшего человеческого свойства, на основе которого и было построено это место, и это – любопытство.

– Я хочу поговорить с ним, – тон, который не подразумевает отказа, привлек внимание всех, включая прибывших Кристофера и Бенджамина.

– Забудем, что он просил твоего непосредственного участия. Что ты можешь мне сказать насчет него сейчас? – Не сразу спросил Конлон.

– С ним что‑то не так, – твердо произнес он в ответ.

– Мы все будем видеть и писать, ты же понимаешь? – Итан кивнул головой в согласие, и, слегка взведенный, пошел к допросной, за ним последовала Майя, показывая остальным, что поговорит с ним, и прося дать им пару минут.

– Что с тобой? – Спросила она, как только догнала. Они встали у допросной. Он смотрел на Людвига, а она пыталась привлечь его внимание, видя его погруженность в мысли, – я понимаю, для тебя, как и для всех нас, подобное невообразимо. Я сама была не в себе, когда Конлон мне рассказал, хотя до сих пор не знаю, как относится к этому… Итан, ты закрываешься, я вижу это потому, что знаю тебя, следовательно, я права, и жду от тебя…

– Ты правда не понимаешь?! Все изменилось, навсегда, – резко, но без агрессии ответил он, взглянув в её преисполненные смятением глаза, – он из будущего. У него есть ответы на все вопросы, поиски которых могут отнять каждый оставшийся год нашей жизни. Майя, уже ничего не будет как прежде. И я задаюсь вопросом, который стоило бы задать каждому из нас: что делать, когда он поведает нам все, что знает? Вся наша работа, все наше представление о том, когда и что будет дальше, более не имеет смысла, ибо теперь мы не движемся медленно, но верно, вперед. Мы уже здесь, осталось только разобраться с тем, что делать и делать ли вообще, с тем набором данных, который есть в единственном экземпляре. Остальные этого ещё не поняли, хотя, уверен, Артур единственный, кто это осознает: теперь мы не просто ученые – в наших руках информация, ценность которой неизмерима.

– Возможно, поэтому Людвиг попросил тебя?

– Я не знаю.

– У меня в голове крутится мысль, которую я никак не могу сформулировать: сегодня утром нам сказали, как опасно потерять контроль над технологиями. Что если они были правы, и он, Людвиг, само его существование и сама суть – это доказательства нашей неудачи? – Итан не ответил ей, из‑за отсутствия конечного мнения или вывода, за неимением полноты картины.

– Как думаешь, это нормально, бояться всего этого? – Спросила Майя, глядя на Итана, в котором видела человека, желавшего избавиться от догадок и просто принять меры, нежели быть в неведении, от которого уже устал.