Мы, Мигель Мартинес

За время своей организационной деятельности вождь понимал, что искусство управлять — это умение создавать систему противовесов, при которой ни одна группировка не сможет стать доминирующей, ни одна, кроме его собственной. Как только Поскрёбышев появился, Сталин отдал распоряжение вызвать к себе на утро Акулова, а вот к Менжинскому решил ехать сам, тем более, тот сейчас находился на даче в Горках. Значит, утренний визит на дачу к однокласснику Колчака, а потом в Кремль. И еще, не забыть про начальника ИНО ОГПУ Артузова. На двенадцать! Затем Мехлиса. Никого не забыл? Да, Молотова, сразу после них. Мехлису надо сделать втык, причём очень большой втык. Он — главред «Правды», а тут Кольцов разбрасывается репортерами, в том числе правдинскими, как своими собственными! Впрочем. Пора и домой. Об этих проблемах успею еще подумать.

О том, что ситуация с продовольствием складывается очень сложно, Сталин знал, он не знал насколько остро. В чём-то Кольцов прав: не имея реальных заслуг перед партией, не участвовавшая в революции и будучи на незначительных ролях во время Гражданской, новая бюрократия, выращиваемая им как противовес ленинской гвардии, старалась «набрать баллы» и получить хоть какие-то заслуги в его глазах. Взяли курс на индустриализацию и коллективизацию. Правильный курс. Иначе к войне с мировым капиталом не подготовиться! Но плановую кропотливую работу заменили штурмовщиной, загоняя людей в коллективные хозяйства, отбирая личный скот, вплоть до курей! Ничейный скот дох рекордными темпами. Эта ситуация уже дошла до самых верхов, поэтому готовилось постановление об обобществлении скота, в котором эту практику требовалось прекратить. А что делать с валом торжественных рапортов об успехах коллективизации? И зерно… советское государство не могло предложить другого товара, чтобы оплачивать индустриализацию. Причем приходилось даже распродавать предметы искусства по бросовым ценам. Зерно составляло же треть валютной выручки, треть. И остаться без этих поступлений — это означало остановить темпы индустриализации. А еще недород. Эпизоотии, которые тоже убивали скот. И сами загнанные в колхозы люди предпочитали свой скот забить и съесть, а не отдать в общак.

В то, что ситуация в Вичуге и Борисове может стать взрывоопасной, он поверил безоговорочно, собранным командой Кольцова документам не верить было нельзя. Но тут получается, что на Украине, в Поволжье, Казахстане, Белоруссии голод не мог возникнуть так просто, сам по себе. И что это? Ошибки властей? Заговор? Подрыв доверия к советской власти? Неумение решать проблемы? Или множество факторов? Но если это даже критическое совпадение нескольких факторов, то необходимо найти выход. — Меры должны быть достаточно простыми и предельно эффективными.

Но самое главное — надо всё проверить. Быстро. Объективно. И только после этого принять меры, в том числе радикальные. Как там проговорился Кольцов — точечные ликвидации эффективнее массовых репрессий? Хм, спорное мнение. Как говорил великий Станиславский «Нэ верю!». Но проверить надо обязательно.

* * *

Зубалово-4.

К себе на дачу в Зубалово Сталин приехал уже поздним вечером, точнее, ночью. Одиннадцать. До полуночи всего час. Дети спали. Надежда же его ждала. Она накинула на плечи платок и сидела в гостиной. Этот небольшой двухэтажный особняк пришелся ему по нраву давно, жена не любила роскоши, и обстановка в доме была простой, он даже сказал бы что спартанской. И это его вполне устраивало. Нет, ему не было всё равно, где и как жить, но его уровень комфорта — это место, где можно отдохнуть, и при этом не нагружал себя накоплением предметов роскоши. Всё это ерунда, с собой в могилу не заберешь. А вот, чтобы всё выглядело красиво, это да, это необходимость. Природа должна радовать глаз. Поэтому во все детали, как сейчас бы сказали, ландшафтного дизайна дачи он влезал лично и руководил, сообразно своему вкусу и видению. Последним из его преобразований стала детская площадка, на которой молодое поколение Джугашвили могло резвиться вместе с одногодками и друзьями с соседних дач. А Зубалово стало популярным местом жизни московского начальства, туда уже переехали Ворошилов и Микоян, жили Дзержинский и Бухарин.

— Надя, нэ спишь? Как дела в Промакадемии? Трудно учиться?

Он сел в кресло напротив жены. Она выглядела уставшей, в последнее время еще и встревоженной, но вот чем?

— Трудно, но я справлюсь. Я всегда справлялась!

— Даже не сомневаюсь, скажи, тебе что-то надо?

— Нет! Ничего! — сказала, как отрезала. Хорошо, что скандалить не стала. Или это она себя к скандалу готовит? Только готовит, разгоняет эмоции, чтобы потом выплеснуть. Горячая она! Вспыльчивая! Правда, отходчивая, это надо признать. И всё-таки.

— Хорошо, иди спать, я посижу, покурю, мне подумать надо.