Мы над океаном. Книга 1

Палмер называет название ресторанов, расположенных неподалеку от пляжа и популярных у молодежи, и я киваю:

— Да. Я была сегодня в «Устрице».

— Это все мне, Уилсон? Я ведь съем. Чувствую себя голодным, как сам черт! Словно неделю не ел.

— Тебе. Ешь, конечно. Мэтью?

— Что?

— Тебе больше ничего не нужно? Мне сейчас лучше найти отца, иначе он сам придет сюда, чтобы поговорить. Я его знаю. Так ты что-то хочешь?

Он смотрит на меня и не спешит отвечать, словно раздумывая. Но наконец берет из пакета салфетку, сминает ее в пальцах и вытирает рот. А я успеваю несколько раз моргнуть, прежде чем он откладывает ее на пустую тарелку и разжимает губы.

— Только убраться отсюда. Сегодня же!

— Хорошо.

Я надеваю на себя кофту и запахиваю ее на груди, желая сохранить в себе остатки тепла, чтобы оно не покинуло меня так же легко, как настроение. Оставляю Палмера одного в спальне и спускаюсь к отцу.

Я не ошиблась, он действительно ждет меня, и мы долго сидим с ним на улице на качелях в сгустившихся сумерках, обмениваясь фразами, но начать тот самый разговор никак не получается. Я не знаю, что сказать, и он — тоже.

Наверное, это потому, догадываюсь вдруг, что я становлюсь старше, и какие-то вещи, которые еще вчера мне казались простыми и логичными, сегодня уже объяснить гораздо сложнее.

Все ясно между нами с Кейт не первый год — мы никогда не поладим. Да, нашим родителям этого очень хочется, но, увы, я никогда не найду общий язык с дочерью женщины, которую он любит, и ничего не могу с этим поделать.

Но я могу не требовать от отца сделать выбор в мою пользу, хотя он именно этого ждет. Он отдал мне достаточно своего внимания, чтобы его можно было хоть в чем-то упрекнуть.

Я угадываю его мысли каким-то особым чутьем, и знаю, что если сейчас попрошу собрать наши вещи и уйти — он так и сделает. А уже завтра будет сложный разговор с Патрицией и Кейт. И, возможно, решение, которое не давало нам стать семьей много лет. Потому что я по-прежнему важна для него. Как дочь, как часть его прошлого… Не знаю. Об этом мы с отцом никогда не говорили и вряд ли уже заговорим.

Но я молчу, потому что тоже люблю своего отца и желаю ему счастья. В конце концов, дети взрослеют и покидают своих родителей. Завтра или через год, но я все равно уеду отсюда. Однажды это непременно случится…

— Пап, ты помнишь нашу поездку позапрошлым летом на Гавайи? Мы тогда с Кейт ужасно поссорились, и вы с Патрицией не знали, что с нами делать. Сначала ее бесила моя дурацкая шляпа…

— Да, соломенная с дырой. Помню. И где ты только ее раздобыла? Она была ужасная, Эшли, старая и помятая, но ты специально ее носила.

— Ну, не без того… Кейт так прикольно злилась и краснела, когда нас принимали за сестер — я в дурацкой шляпе, и она — в солнцезащитных очках от Картье. Раздувалась, как рыба-пузырь! К тому же, так мне хоть на время удавалось от нее избавиться. А потом я обнаружила, что она боится черепах, и все время в море ее пугала ими.

— Хм, припоминаю.

— Пап, ей хорошо известно, как я плаваю. Кейт далеко не лапочка, и я не собираюсь ее обелять, но она бы не причинила мне физический вред, я уверена. Иначе бы уже давно это сделала.

— Эшли…

— Поверь, у нее и так хватает способов мне досадить. А у Патриции проблем в мэрии.

Я возвращаюсь в спальню почти ночью и вижу, что Мэтью убрал пакет из ресторана со стола и снова спит — лежит на кровати, закинув руки за голову и отвернув лицо к окну.

Ему еще сложно поворачиваться, вечером я заметила, что порез на плече кровоточит и наверняка болит, хотя он этого и не показывал. Но, кажется, с ним и в самом деле будет все в порядке, надо лишь дать телу время восстановить силы.

Я тоже ужасно устала. День был непростым и хочется спать, но сегодня лечь рядом с Палмером уже не решаюсь. Мне кажется, я просто должна выключиться, все равно где, но сначала решаю хоть одним глазком взглянуть на конкурс фотографий и посмотреть на работы других участников…

Я так и засыпаю, сидя за столом перед компьютером и опустив голову на локоть… Я это точно помню. Поэтому ужасно удивляюсь и едва не вскрикиваю, когда внезапно ощущаю, как кто-то поднимает меня на руки, а затем придавливает собой к кровати…

— Тихо, Уилсон!

— А? Что?!

— Тихо!

Ночник не горит, вокруг темно, мой рот накрывает горячая ладонь, и я тут же понимаю, кому принадлежат очертания темной фигуры, нависшей надо мной.

Это Мэтью. И он не просто навис. Он сжимает мои бедра коленями и склоняется достаточно низко, чтобы я смогла ощутить близость его груди и почувствовать коснувшееся щеки дыхание. Услышать слова, требовательным шепотом ударившие в ухо:

— Я ухожу. Сейчас! Но прежде должен сказать — забудь все, что с нами случилось, начиная с вечера субботы. Все, Уилсон! Ты никого не видела на парковке, а меня никогда здесь не было. Это и близко не шутки, и я хочу, чтобы ты это хорошенько запомнила.

Я молчу, его рука продолжает накрывать мой рот, и Палмер неохотно ее убирает.