— Ты говорила, что у вас кузнечиха… ну, то есть, кузнец есть?
— Конечно. Как же без кузнеца? Кто мечи, наконечники точить будет? Латы починит, если что?
— А трубку он скова… она то есть, сковать может?
— Трубку? — хором переспросили сёстры.
— Да. Сделаю вам дельтаплан. Это такое крыло, на котором мы трое можем улететь. Прямо отсюда. Холмы в наличии, значит и восходящие потоки есть. Осталось сделать крыло и можно послать всех подальше. Точнее, самим улететь подальше.
Таруша в два легкомысленных прыжка вырвалась на два шага и пошла задом наперёд прямо перед Андреем, нимало не боясь зацепиться ногой за неровности почвы. Она с каким-то непосредственным недоверием смотрела пилоту прямо в глаза. Так дети смотрят на взрослого, только что показавшего им фокус: «Что, правда монетка исчезает?»
— Андрей, ты умеешь летать?
Бывший истребитель улыбнулся.
— Таруша, я лётчик. Летать — это моя профессия.
— Но летают только пустынные осы и маги воздуха от пятого уровня и выше. И потом. Почему же ты не взлетел, когда напали чанаки?
— Ты. Умеешь. Летать. Верно? — Сарана резко повернула Андрея за плечо и упёрлась взглядом в переносицу. — Ты. Умеешь. Летать.
Андрей неуверенно кивнул. От такого ментального напора очень хотелось шаркнуть ножкой и закрутить указательным пальцем по ладони. Он сделал шаг назад и снова кивнул.
— Я должна это видеть. Сейчас.
— Сарана, я не чанака. Я человек. Чтобы полететь мне нужно сделать крыло. О нём я и говорил. Вон, сзади полоса бамбуковых зарослей. Можно посмотреть подходящие штанги. А ткань взять от внутреннего слоя палатки. Я ещё в первую ночь заметил, что там подходящий шёлк.
— Делай! — он только что ногой не топнула.
— Ну, ну. Не кипятись. Это же не за полчаса. Тут возни на пару дней будет. Так что, может, в более подходящих условиях?
Сарана стрелой сорвалась с места, через минуту послышались торопливые команды, а ещё через полчаса две лучницы принесли шатёр и, подняв облачко пыли, бросили его у ног Андрея. Следом подошла амазонка с крупной, почти мужской фигурой, плюнула ему под ноги и недружелюбно поинтересовалась:
— Что тебе тут сковать надо?
— Ты Ода? — Уточнил Сердюк.
Та кивнула.
Как, оказывается, бывают зашорены мозги у людей. Ну, пусть даже амазонок. Сначала местная кузнечиха переспрашивала у Андрея каждую мелочь, постоянно кидала на него недоверчивые и немного презрительные взгляды, которые пилот интерпретировал примерно, как: «И чего это сотник со своей игрушкой возится? Захотелось тупенькому мужчинке посмотреть, как настоящая амазонка куёт, а мне теперь напрягаться». Но было в работе кузнеца и кое-что, удивившее Сердюка. Например, горн. Им оказался массивный, обмазанный изнутри глиной, деревянный ящик без одной боковой стенки. Андрей сначала долго прикидывал, как эту глину вынимают, где зажечь огонь… А потом Ода ткнула пальцем на нарисованный прямо на дереве иероглиф. По всему периметру горна засветилась цепь неизвестных ему рун, и от ящика ощутимо пахнуло жаром. Как раз в этот момент к ним подошли две копейщицы, неся в охапках не меньше двух десятков стволов сухого бамбука. Сердюк и не знал, что Сарана их посылала. Он быстро отобрал три подходящих, потом ещё пару комплектов на всякий случай…
А дальше понеслось. Через час они с Одой, вырывая друг у друга средний молот, фиксировали широкой муфтой нарощенную боковую трубу трапеции, ругаясь при этом так, будто не один год отработали в одной автомастерской. Внезапно десятница со звоном бросила малый молот на наковальню, с интересом посмотрела на Андрея и спросила:
— Ты где так ковать научился? Ты же мужчина.
Пилот усмехнулся.
— Денег у нас мало было, жили бедно. Понимаешь?
Та отрицательно мотнула головой.
— Денег?
— Ну, жетонов ваших. Не было их. Я как к отцу приду, попрошу, так он мне и говорит: «Иди накуй». Вот и научился.
Он долго смотрел на недоуменное лицо девушки, затем не выдержал и расхохотался.
— Ты врёшь, — наконец, обличила Ода.
— Шучу. Это разные вещи. Просто там, — Андрей мотнул подбородком в сторону неба, — В других мирах, много и мужчин, и женщин. И живут они вместе, и работают как те, так и другие. И детей вместе растят, потом внуков.
Кажется, последняя фраза загрузила десятницу под завязку. Во всяком случае, закончила она работу, не сказав больше ни слова. Только время от времени бросала на Сердюка недоверчивые взгляды и открывала рот, будто собираясь что-то спросить, но тут же одёргивала себя и отворачивалась.
Дельтаплан был готов уже под утро. Как прошёл остаток ночи, Андрей не помнил, упахался за прошедший день настолько, что не смог бы сейчас с уверенностью рассказать, как попал в свой шатёр. Когда он проснулся, весь отряд давно был на ногах. Молодой человек с удовольствием потянул слегка ноющие от вчерашней нагрузки мышцы, прошёлся по периметру, вытянув руки вперёд и поворачивая корпус при каждом шаге, и, наконец, вышел наружу.