Мы нашли Мессию…

– … Данте нужны принципы; «погляди на них и ступай мимо! – говорит ему Вергилий, когда они проходят мимо людей, которые не оставили по себе памяти на земле, на которых не взглянет Божественное Правосудие и Милость, потому что они были малодушны, не принципиальны»…

– Гордость и любовь – страсти, которые он сам признает за собой, от которых очищается, восходя по уступам Чистилищной горы к Беатриче! Но даже после чистилища, гордость не покинула его… – послышалось за моей спиной в другой группе повествование горделивого молодого человека, который очевидно для всех, пытался оправдать свой любимый порок.

– …Боттичелли – величайший мастер линии. Этим простейшим элементом изобразительного языка он владеет виртуозно… – слышно от двух столиков, составленных вместе, на которых расположились художники и искусствоведы, многие из которых учились в академии искусств, расположенной недалеко от «стекляшки».

– А мне кажется, его образы за очень редким исключением лишены монументальности и драматизма, их преувеличенно хрупкие формы всегда немного условны…. – возражал худощавый парень, с почти женской манерностью.

Художники и философы меня мало интересовали, хотя я успел и у них вставить свои «пять копеек». Я много читаю, уверен, что кое-что смыслю в искусстве, в философии и в политике. Могу достаточно аргументировано и, как мне кажется, почти профессионально судить о многих вещах. Возможно, кто-то скажет, что я заносчив? Может быть, но точно могу сказать, что не глуп… Мне нравится шутить, что, когда раздавали скромность, я опоздал, потому что стоял в очереди за умом.

Посидев за столиками искусствоведов и философов, я не задержался у них. Мне казалось бесполезным рассуждать о том, что изменить мы не можем. А вот политика – это другое дело, здесь можно что-то изменить, если постараться! Кроме того, мы живем во время больших перемен. Может для кого-то эпоха больших перемен и проклятие, но для меня это время, когда даже такие молодые как я и мои друзья, что-то смогут изменить в том мире, в котором мы живем!

– Начало обострения политической борьбы Вы пропустили, милый мой! – услышал я от столиков, где обсуждались политические вопросы, и подошел к ним, а мужчина продолжал – закон о государственных предприятиях принят был еще в 1987году! Закон о кооперации 26 мая 1988, и сейчас собираются принимать поправки к этому закону. Так что самые смелые и решительные уже сейчас создают свое собственные предприятия, вернее кооперативы. Просто наши местные власти не хотят, чтобы мы развивались наравне с Москвой, поэтому умалчивают! Кроме того, сейчас обсуждают поправки к этому закону, которые дают больше свобод кооператорам!

– Мои друзья уже создали кооператив-коммуну «Созидание» и мой отец в их числе – не выдержал я, вклиниваясь в беседу за столиком группы «Народный фронт».

– Интересно! И как? Их не сильно «прижимают»? – заинтересовались сидящие за столом, и беседа переключилась на обсуждение проблем бизнеса в новой политической обстановке.

В «Народном фронте» до моего прихода в основном были люди не очень молодые, захватившие Брежнева и помнившие режим Сталина по рассказам отцов. Они были осторожны во взглядах и в выражениях, встречались для обсуждения, каким хотели бы видеть новый Союз (СССР), но не предпринимали никаких серьезных действий. Я пришел первым из молодых. Наверное, в их глазах я безрассудный и рискованный, но я уверен, что мы живем в другое время. Теперь в «Народном фронте» все чаще появляются молодые и «горячие». «Тусовка» стала более шумной и молодой. Взрослые, кто начинал движение «Народного фронта» не поддерживают наших крайних на их взгляд, мер, но не могут запретить нам делать то, что мы хотим.

Наш отец сочетает способность учить людей религии наших предков и «бизнесовую жилку», он практичный и справедливый, умеет ладить с людьми. Во времена «великих перемен» возможно все и я в это верю! А то, что эти перемены начались, для меня очевидно» – записал Давид для Реувена после знакомства с партией «Народный фронт».

Ицхак Абрамович к этому времени уволился с фабрики и ушел «в свободные предприниматели», войдя в члены одного из первых кооперативов. Это был смелый шаг, но раввин был уверен, что для его работы с людьми подобная деятельность будет лучше, чем работа на фабрике, ведь члены кооператива были евреями. Большинство из них являлись членами общины, но вход был открыт каждому еврею и таким образом раввин пытался не только помочь своим выжить в новой экономической реальности, но и приобщить к вере отцов тех, кто вырос в атеистической среде и забыли о своих корнях.

Кроме школьной программы, включающей английский и немецкий языки, Давид брал дополнительные уроки по английскому языку и латыни. Из-за уникальной памяти и раскрепощенности, мальчик уже неплохо говорил на трех языках, изучая еще два и общался со всеми иностранцами, которые попадали в его поле зрения. Он не стеснялся говорить неправильно, веря, что носители языка поймут, что он хотел сказать, даже если он скажет что-то не так.