Мы не мафия, мы хуже

Пораженный услышанным, Лубков сидел с открытым ртом.

— Надеюсь, я ясно выразился?

— Да ты… — вскакивая, заорал Лубков. — Что ты…

— Осади, — негромко прервал его парень. — Мне велели передать тебе то, что я сказал. Еще раз проявишь интерес к делам тех, кого я перечислил, сдохнешь. Пока. — Он махнул рукой и, поставив стакан, неторопливо вышел.

Лубков упал в кресло. В кабинет, оглядываясь на уходящего, вошла Клавдия.

— Что с тобой? — испуганно спросила она.

— Дай что-нибудь от сердца, — промычал Григорий. Женщина бросилась в приемную. Вернулась быстро, протянула Лубкову таблетку валидола.

— Под язык положи.

Григорий взял таблетку. Закрыл глаза, приложил руку к груди и тяжело вздохнул.

— Предупреждала я тебя, — сказала Клавдия. — Так нет, все по-своему хочешь.

— Хватит тебе, — промычал Лубков. — И так плохо, а тут еще ты стоишь над душой как зубная боль.

— Всегда ты вот так, — обиделась Клавдия. — Я тебе только хорошего желаю.

— Ну с чего бы, — скривился он, — тебе плохого мне желать. Ведь если бы не я, что бы ты сейчас делала? Время пошло такое, что…

— Видать, не так уж тебе и плохо, — поддела она, — коли заново упрекать начал.

— Клавка! — гаркнул Лубков. — Хватит! Принеси мне чего-нибудь покрепче. А это, — он выплюнул таблетку, — себе в рот положи. Может, хоть помолчишь малость.

— Ты сдурел! — всплеснула она руками. — Кто же после валидола…

— Неси, — махнул он рукой. — И вот еще что. Позвони Стилисту. Скажи, что он…

— Костя сейчас с Валеркой Рутиным, — не дала договорить ему она. — А тот, сам знаешь, давно с Семеновым в дружбе. Так что успокойся лучше и не лезь в их дела. А то ведь и убить могут. Видишь, что вышло. Ты платил милиционерам, а они тебя и предупредили. Мол, смотри, Лубков, доинтересуешься.

Григорий выругался.

— Да неси коньяк, твою мать, — треснул он кулаком по столу. — И закусить что-нибудь. И себе рюмку прихвати. Ты баба умная, будем думать, что делать. Надо как-то по-умному им ножку подставить. Не знаю, как и где, но они делают кирпичи, блоки и стены. Единственное, что еще не у них, это раствор. Но и то кто его знает… Так что неси коньяк. Выпимши оно и думается легче, потому как успокаивает. А когда человек нервничает, то ошибается. По горячке можно такого…

— Самое лучшее, — возразила Клавдия, — это оставить их в покое. Или заявить куда-нибудь.

— Ну ты дурища, — Григорий покачал головой. — Это же сразу в гроб ложиться. Тут надо другое искать, Да неси ты коньяк!

Что-то проворчав, Клавдия вышла.

— Ну, — вытерев лоб платком, спросил Пряхин. — Как дела?

— Как и всегда, — кивнула крепкая высокая женщина в камуфляже.

Поигрывая резиновой дубинкой, покачивая бедрами, подошла к железной двери. — Будете смотреть?

— Да ладно, — поспешно отказался он, — верю. Здесь заказ на тысячу кирпичей поступил. Делаете?

— Это вопрос не мне, я за рабочих отвечаю.

— Больше никто не умирал? — кашлянув, негромко спросил он.

— Двое ночью. Из-за чего — не знаем. Утром стали поднимать, а они уже почти холодные.

— Сколько сейчас работают?

— Двенадцать человек. Крановщик вольный. Он не в счет. Было семнадцать. Хорошо, еще двоих доставили. И вообще-то нужны еще рабочие.

— Скажи своему начальнику… — Пряхин снова вытер лоб и оглядел ее с ног до головы. — Такая женщина, — лаская ее взглядом, неожиданно проговорил он, — а занимаешься такой… — Не найдя подходящего слова, махнул рукой.

— Так взяли бы меня секретарем, — усмехнулась она. — Или телохранителем. Я как в девятнадцать ушла в зону, так десять лет, как по приговору, и работала. Потом платить перестали да и забили мы с подругой зечку одну. В общем, уволилась. Хорошо, Злючку встретили. Вы как раз с этим, — женщина кивнула на дверь, — затевались. Она нам и предложила. Сначала, правда, не согласились. Ведь все-таки это вроде как преступление, даже статья такая есть. Но подумали, а что мы еще делать можем, и согласились. И знаете, нравится нам здесь. Делай что хочешь. Действительно себя хозяйкой чувствуешь. И деньги хорошие получаем. Правда, никому сказать нельзя, а иногда так и тянет похвастаться. Тут, кстати, недавно по телевизору программа была. У какого-то нового русского тоже своя тюрьма была. Но оттуда как-то убежали. Может, видели?

— Я подобные передачи не смотрю, — сказал Пряхин. — Мы, это…

— Понимаю, — насмешливо согласилась она. — Вы люди чувствительные, тонкого воспитания. Но деньги рабским трудом зарабатывать не брезгуете.

— Да что ты себе позволяешь?! — разозлился Пряхин.

— Извините, — испуганно попросила она, — как-то вырвалось.

— Ладно, — миролюбиво согласился Пряхин, — считай, что я ничего не слышал. Но ты уж свой язычок при разговоре с другими придержи.

— Конечно, — облегченно вздохнула она.

— Как зовут-то тебя? — поинтересовался он.

— Светлана. А вас Григорий Яковлевич.

— Вот что, Света, — оглянувшись, негромко сказал он, — ты, насколько я знаю, не замужем. Как смотришь на то, чтобы нам с тобой, значит, поужинать вдвоем. А?

— Я не против, — охотно согласилась она. — Приезжайте ко мне. У меня дом большой, хороший. Муж был, оставил.

— Ты развелась?