Мы не твои

Я же ведь сам, сознательно выключил себя из жизни? Я ведь сам решил, что буду нести эту ношу? Это моя судьба, та, которая предопределена мне? Если верить священным книгам, не я ее выбрал, правильно?

— Ты закончила?

— Еще чуть-чуть осталось, потерпи… те…

— Давай раз и навсегда закончим с этим. Ты обращаешься ко мне на «ты» и все.

— Нет. Извините. Я лучше буду на «вы». И все.

Воробушек вытирает мои щеки мягким, чуть влажным полотенцем.

— Надеюсь, ваша невеста будет довольна.

— Какая не?… — вот же, сам придумал и сам забыл.

Провожу по щеке пальцами. Выбрито гладко, а вот шрамы… Шрамы теперь во всей красе. Интересно, насколько они отвратительны?

Впрочем, какая мне разница? Плевать мне на внешность. Да и на гладкость щек плевать.

Надежда подносит к моему лицу что-то, кожу щиплет.

— Ты что делаешь?

— Это не я. Антисептик.

— А, ясно, вместо поцелуя и миллиона бактерий?

— Восьмидесяти миллионов.

— Я предпочел бы бактерии…

Снова застаю ее врасплох, когда она наклоняется, прижимая ватку с очередной порцией антисептика.

Нравится мне эта игра. Пусть я слепой инвалид, прикованный к коляске, но руки у меня все еще сильные, и притянуть девчонку на колени труда не составляет. На этот раз мы оба сухие. По крайней мере одежда.

Воробушек «ойкает», дышит отрывисто, судорожно. Но… не вырывается.

Странно. Придумала что-то еще? Плеснет мне в лицо своим лекарством? Укусит?

— Надя, напоминаю, что я незрячий, и у меня пол тела не двигается.

— Это не дает вам права меня хватать. Я пожалуюсь Тамерлану.

— Жалуйся.

Правда, пусть нажалуется. Я тоже нажалуюсь. Может тогда меня избавят от этой пытки, постоянно ощущать присутствие этой малышки? Все время думать о… О ней. О ее аромате. О ее нежных пальцах. И губах…

— Не надо, Ильяс.

Молчи уже женщина! Не надо… Было бы не надо, не сидела бы у меня на коленях тихо, как мышка… и не дрожала бы так. И… и не пахла бы так остро.

Прижимаюсь к ее губам, очень надеясь, что она меня не укусит.

Чего я точно не ожидаю, что она будет так целовать в ответ…

А потом оттолкнет и убежит.

И пропадет куда-то…

Глава 10

— Где ты была?

Не думала, что он встретит меня так. Слышал же, что я вошла, и даже не повернулся!

Ладно, в этом весь Ильяс. Такой вот.

— И вам добрый день, Ильяс Александрович.

— В каком месте он добрый, скажи?

— В разных.

Для меня день на самом деле добрый. Я вернулась. Я снова тут. Я вижу его.

Такого колючего, ершистого. Он точно похож на волчонка. Сидит насупившись, взъерошенный, словно шерсть дыбом, и еще когда он злится, у него так смешно губа подрагивает, что виден клык.

Пытаюсь сдержать улыбку, мне кажется, он чувствует мои эмоции.

— Что?

— Что «что», Ильяс Александрович?

— Насмотрелась?

Если бы! Конечно нет…

— Если насмотрелась можешь идти. Не задерживаю.

— Я вам подарок привезла.

Молчит. Я тоже молчу. В комнате тихо-тихо. Я знаю, что Ильяс любит тишину, и терпеть не может тиканье часов.

— И что? Покажешь мне его? Ах да, я же слепой! На фига мне его показывать.

Злится. Странно, неужели что-то нехорошее произошло за то время пока меня не было? Я вроде не так долго отсутствовала?

— Где же ты болталась три недели, сиделка? Брат тебе, небось, еще и все деньги выплатил? Или все-таки урезал зарплату?

Я привыкла к его грубости, уже не обращаю внимания. Хотя все равно очень обидно.

Особенно после того поцелуя. Он целовал меня так… жадно, так… по-настоящему. Это было необыкновенно! Кровь пузырьками струилась по венам, по коже мурашки бежали, и такое приятное тепло разливалось…Голова кружилась от… от счастья. Да, именно так. От счастья.

Наверное, это ужасно, но я была очень счастлива, когда Ильяс меня целовал.

— Что ты молчишь? — он говорит сквозь зубы, недовольно, зло. А я не понимаю, какая муха его укусила?

И вообще, стоит ли ему отвечать?

— Мне сказали, что с вами теперь нужно гулять обязательно два раза. Сейчас я вам помогу собраться, пойдем на улицу.

— Я сам в состоянии собраться.

— Тогда мне вас ждать у выхода?

— Да. Выйди. И дверь закрой.

Выхожу, как он просил, дверь прикрываю, вижу, что Ильяс поехал в ванную.

В коридоре горничная Гуля, улыбается мне, качает головой.

— Мы все молились чтобы ты вернулась. Без тебя с ним сладу нет.

— Со мной тоже.

Да уж! Со мной стало, видимо, еще хуже. Ильяс первые два дня после моего возвращения рычит на всех, злится, ругается.

А потом во время прогулки решает уехать от меня. Дорожки для его коляски специально чистят, посыпают песком — в феврале снега много выпало — но видимо какой-то участок пропустили, наледь попадает под колеса, и Илик переворачивается.

Я дико пугаюсь, бросаюсь к нему, он лежит на заледеневшей плитке, хорошо, что его не придавило. Приседаю, протягиваю руку — это моя ошибка, потому что Ильяс резко дергает меня на себя, и я оказываюсь лежащей на дорожке рядом с ним, под ним…

— Попался, Воробушек?

Молчу, потому что я на самом деле попалась!

— Язычок проглотила?

Интересно, а у воробьишек есть язычки?

Я хмыкаю, потому что это очень смешно думать в такой момент о том есть ли у мелкой пташки язык.

— Ты чего смеешься?

— Ничего. Просто так.

— Тоже подумала есть ли у воробья язык?

Ого! Вот это интересно!