Быть средним классом – значит быть хорошим бойцом, не замечающим общей картины. Люди, которые с наибольшей вероятностью соответствуют этому определению, – это трудящиеся, располагающие средствами для приобретения той или иной собственности, и представители обществ, где эта собственность может положительно повлиять на их жизнь. На волне попутного ветра идеологии среднего класса они инвестируют больше времени, труда или ресурсов, чем стали бы это делать в ином случае, и больше, чем составляет получаемое ими непосредственное вознаграждение, держа в голове собственное будущее. Поскольку подобный настрой очень полезен для накопления, люди, которые ставят свой труд и статус в зависимость от институтов капитализма, считают предосудительным то, что представляется им вытеснением среднего класса, отыскивая способы снова вдохновить долгосрочных инвесторов, которые чахнут под бременем ошибочных и неокупаемых инвестиций. Они же приветствуют подъем глобального среднего класса, воодушевляясь при виде бесчисленных миллионов людей, которых считают добровольными инвесторами в процессе восхождения к господству финансового капитализма, а не его несчастными жертвами.
Наряду со всеми этими преимуществами, которые финансиализация обеспечивает делу капиталистического накопления, она выявляет и определенные трещины в накоплении. Образ социальной мобильности как результата личных усилий опирается на идею инвестирования – на то, что собственность, ради которой мы приносим в жертву сегодняшний день, обеспечит нам доходы, на которые мы сможем полагаться в будущем. Вот почему, когда мы откладываем часть заработанного нами в виде накоплений или оплаты в рассрочку долгосрочных приобретений, а не тратим все заработанное на потребительские товары, мы воспринимаем себя не как бесшабашных спекулянтов, а как осмотрительных и ответственных работников, граждан и членов семей. Этот дух инвестирования ухватывает антрополог Дэвид Грэбер, когда говорит, что быть средним классом означает ощущать, что фундаментальные социальные институты существуют ради нашей выгоды, так что если мы играем по правилам, то сможем предсказывать результаты и планировать даже будущее наших детей, допуская, что эти правила останутся неизменными[20]
. Однако Грэбер ошибается, считая, что это ощущение неустойчиво в ситуации, когда мы отягощены долгами. Сам по себе долг не является проблемой. Несомненно, он тяготит нас, однако мы продолжаем брать в долг для защиты от скатывания вниз по социальной лестнице или восхождения по ней с еще большим апломбом. Для многих трудящихся доступность кредита является единственным взносом в лучшее будущее. Склонность людей из заведомо низших слоев общества считать себя средним классом является свидетельством прочности этой идеологии в противостоянии тяготам и трудностям, прочности, которая зачастую непосредственным образом укрепляется с помощью заблаговременного и амбициозного влезания в долги. Наши затруднения предопределяет именно сам капитализм, а не те финансовые инструменты наподобие кредита и долга, которые он использует. Поскольку мы продолжаем подвергаться эксплуатации, все это оказывается в ловушке конкуренции и становится жертвой находящихся вне нашего контроля сил, которые удостоверяют или обесценивают наши инвестиции.Реальный поворотный момент в нашем потенциальном осознании этого наступает, когда ценность нашей обремененной долгом собственности становится слишком непредсказуемой, чтобы рассчитывать на достижение целей при помощи сделанных в нее инвестиций. Это не означает, что теперь нам меньше нравится представление о том, что мы являемся средним классом, или же что мы меньше склоняемся к инвестированию в собственность и ассоциирующийся с ней человеческий капитал. Но если мы всмотримся достаточно пристально, то действительно обретем более ясный взгляд на усиливаемые этим обстоятельством затруднения. Ни одна идеология не является герметичной: чтобы она стала убедительной, требуется определенное стечение материальных и социальных условий. Идеология, которая столь сильно опирается на идею инвестиций, сама нуждается в инвестициях для сохранения своей привлекательности. Растущая доступность собственности домохозяйств позволила капитализму сформировать у людей идентичность инвесторов, а не трудящихся. Доступ к собственности при помощи финансовых механизмов вдохновляет на подобную самоидентичность все больше людей по всему миру. В передовых экономиках за десятилетия после Второй мировой войны социальная политика и социальное законодательство успешно обеспечили прогнозируемые доходы для инвестирующих граждан. Пока инвестиции трудящихся вознаграждались ожидаемым образом, они одновременно оправдывали сами себя. Причем дело дошло до того, что они отвлекли внимание трудящихся от ползучего и незаметного обесценивания их труда, даже если он оставался основным способом обеспечения их повседневной жизни.