«Мы одной крови». Десант из будущего

Десантники без шума преодолели проволочные заграждения и атаковали наблюдательные посты и подразделения артиллерийской разведки немцев. В блиндажи летели гранаты, выскакивающих солдат расстреливали в упор. Оказать какого-либо сопротивления противник не успел. Через полтора часа все четыре высоты горы Митридат, участок берега у судоремонтного завода и бочарной фабрики оказался в руках десантников. Бой шел и в городе: небольшие группы десантников продвигались к северу, уничтожая штабы и узлы связи…

Группа Варварина находилась восточнее, ближе к порту. НП выбирали заранее, весьма тщательно, сейчас было главным не обнаружить себя…

– Нишкни, – приказал Виктор.

Марина сидела, привалившись спиной к стене. Мастерская была завалена металлическими шкафами, мятыми и пестрыми от ржавчины. Варварин с еще одним бойцом поднялся на второй этаж, остальные засели во дворе и дворовых пристройках. Должно быть, еще в 41-м во дворе разорвалась бомба – часть стены рухнула, ворота опасно накренились. Но обзор отсюда был отличный: бухта, порт, берег у судоремонтного, ближайшие кварталы города – как на ладони.

Антенну, наконец, закрепили.

– И как оно? – спросил изнемогший Виктор – с радиостанцией он был знаком весьма поверхностно и с антенной порядком замучился.

– Не мешай, – пробормотал Чашкин. Он сидел, неловко прислонясь к крышке заваленного набок верстака, крутил верньеры настройки, то и дело поправляя наушники. – Работают. И слышно хорошо…

Рация с Митридата уже работала – связь с Большой землей была восстановлена [82]. Обе новые рации на плацдарм были доставлены группой Варварина…

Марина подползла и принялась расстегивать свой ватник.

– Ты чего?! – изумился Виктор.

– Замерзнет он. Кровопотеря и мокрый весь…

Чашкина, охающего, но не отрывающегося от рации, устроили удобнее. Виктор раздобыл стул, сообща прислонили лист жести, прикрыв радиста от сквозняка. Старший сержант снял плащ-палатку:

– Кутайся. К нему садись, закутайтесь и грейтесь.

– Мешать я буду, – пробормотала Марина. – Найду себе что-то.

Чашкин снял наушники:

– Чего разделась? Рановато на пляж. Нам теперь батарею экономить и отдыхать до вечера. Без всякого там шевеления. Померзнешь. Ты ж вообще воробьиная. А в телогрейке ничего так была, с фигурой…

– Поговори еще, – обозлилась Марина. – Трясет всего, а болтает.

Чашкина действительно знобило…

Сидели, прижавшись спинами. Временами Виктор вставал, чтобы выглянуть в дверь и окно. Сразу становилось холодно – старший сержант был крупный, теплый, и двигался бесшумно, как кот. Марина с трудом сдерживала желание сказать, чтобы сидел смирно. Все было спокойно. Охранение затаилось, дважды сверху выглядывал майор, но не произносил ни слова. Садился на место бесшумный Виктор – можно было прижаться спиной, закрыть глаза. Вроде и не дремала, но виделся дом в Горьковском переулке, Дон летний, теплый и медленный, песок на Заречном, куда купаться в детстве бегали. Глаза слипались, и словно солнце сквозь ресницы било. А там, в городе и на горе, громыхало, почти непрерывно строчили пулеметы и автоматы, рвались бомбы, потом все яростней начала бить артиллерия…

Подтянув резервы, немцы атаковали высоту 108,4 – самую западную и высокую из захваченных десантниками вершин. После ожесточенного боя, к 11.30 измотанные десантники оставили высоту. Вдоль берега новый, Митридатский, плацдарм атаковал 22-й румынский горнострелковый батальон. Но и эту, и последующие атаки румын удалось отразить.

Большие силы противника отвлекали десантники, действовавшие в городских кварталах. Координировать свои действия противнику было трудно.

Сквозь десятибалльную облачность пробивались наши штурмовики, сбрасывали боеприпасы, обстреливали противника. Дальнобойные 100-мм и 130-мм батареи работали через пролив по немцам у Митридата.

И еще жили, еще отбивались последние защитники Эльтигена. Даже во второй половине дня там вспыхивали перестрелки, била по целям у плацдарма артиллерия…

Лишь на севере, на Еникальском плацдарме, было тихо. Изредка оттуда доносились звуки беспокоящего артогня.

– Пей…

Трясли за плечо. Марина с трудом разлепила ресницы. Увидела хмурое лицо майора – сидел на корточках, протягивал кружку.

– Пей, Шведова, – прохрипел Чашкин. – Бодрит. А то приваливаешься ко мне, приваливаешься, намекаешь. А я, между прочим, фашистской пулей подпорченный.

– … ты подпорченный, – пробормотала Марина.

Тихо засмеялся стоящий у двери старший сержант. Майор не улыбнулся, поморщился:

– Пить будешь, юмористка?

– Извините, товарищ майор. Я со сна. – Губы двигались с трудом.

Майор молча втиснул кружку в несгибающиеся пальцы. Марина ахнула – горячее.

– У немцев сухой спирт нашли, – пояснил майор и прошел к двери. Шептался о чем-то с сержантом.

Марина грела ладони, медленно втягивала горячее – полкружки всего, вкуса не разберешь, но вроде пряное, и спирта чуть-чуть.

– С травами, – грустно сказал Чашкин. – Ты, Шведова, в лечебных травах разбираешься?

– Нет, мы не проходили.

– Ладно, тогда скажи: руку мне отрежут?