Мы остаёмся жить

Все эти вещи пугали даже Фрица. Теперь, мне стало ясно, насколько изменился он сам. Бедный немец, уж я-то думал, что хотя бы его это не задело. Он никогда не терял чувства юмора – он был стойким. Но день за днём жить в ожидании неизбежной гибели – сломило бы и не таких. Мне стал ясен смысл каждого его жеста, вдоха и выдоха. Всё это были лишь разными способами сказать миру одно и то же слово, повторённое бесконечное количество раз: «страх». Неважно, насколько сильна коммуна; сколько мы выиграли битв, сколько у нас пороха и солдат. Неважно, как долго ещё национальная гвардия будет отбивать атаки версальских убийц. Нет разницы: выживет ли каким-нибудь чудесным образом коммуна или ей суждено будет погибнуть в море огня и крови. Каждая пылинка в Париже повторяла несказанные слова Фрица и скрывала их под холодным и суровым взглядом Марии – всё вокруг переполнял ужас. Он был древнее самого человека, намного старше меня самого. Неизбежность катастрофы, страх перед будущим. Молчаливая и безумная уверенность, что всех нас ждёт один и тот же печальный конец.

Несмотря на всё это, алкоголя в нашей крови было достаточно, чтобы заплатить хозяину и начать думать о более важных вещах. Качаясь и пошатываясь, Мария и Фриц с трудом сохраняли равновесие – телесное и духовное. Наша спутница решила поделиться с нами своими мыслями:

– Жаль, о как жаль, что Жорж не может найти нас так, как мне удалось найти вас. Даже не знаю, с какой силой я трахну этого козла по башке, когда увижу. Вот бы встретить этого кабеля ещё хоть раз. Он бы гордился тем, кем я стала; а уж я бы успела сказать ему всё, что думаю о нём.

Красному солнцу плевать на всех нас – плевать на парижан со всех их бедами. Была весна и всё вокруг говорило о цветении жизни, когда в нас самих зрела только смерть.

Свои дела в союзе женщин Мария уже закончила. Как я узнал позже, Фриц нашел себе работу у пекаря и выходил на неё только послезавтра. А мои рабочие обязанности в Париже кончились с наступлением революции. Хоть это и казалось бесполезным, но втроём решили найти Жоржа – то ли нас переполняло чувство долга, то ли просто алкоголь. Найти его, где бы он ни прятался – живым или мёртвым.

Двое пьяных мужчин и аристократка-революционерка – для Парижа вполне обыденное зрелище. В этой толпе так легко затеряться – так, что тебя никто никогда не найдёт.

Результатом этой бесплодной глупой прогулки стало то, что национальные гвардейцы взяли в свои ряды Фрица. Меня они, почему-то оставили. «На фронте такие как ты нужнее», – сказали они ему, уводя за собой. Так, в поисках одного друга, мы с Марией потеряли другого. Не быть ему теперь пекарем или чем он там хотел заниматься… Теперь, ему суждено быть тем, ради кого он и приехал из Германии во враждебную Францию – национальным гвардейцем, революционером, защитником свободы… Если Фриц кому-нибудь скажет, откуда он – его служба будет недолгой. Раны после войны с Пруссией ещё не зажили и немцев здесь любят не сильнее версальцев.

Возможно, Жорж тоже отошел на тот смерть где-нибудь там – под Парижем – ушел туда, куда я уже потерял надежду попасть.

Я протрезвел. Мария обливалась слезами, забыв о роли стальной женщины, в которую заигралась. А я просто думал о том, что происходит в этом мире – просто дерьмо, которым пахнет отовсюду.

Вскоре, Мария тоже куда-то исчезла – в один момент, я просто потерял её из виду. Она всегда забывает попрощаться, а потому и расставание с ней кажется странным. В моё тело вернулась забытая ранее боль. Меня всего пронзал страх и усталость; я не мог найти в себе силы даже для того, чтобы просто встать и уйти. И даже если бы мне это удалось – то куда бы я пошел?! Вся моя жизнь и бесконечная борьба привели лишь к тому, что у меня осталось – ни к чему.

И как всегда, в моменты крайнего отчаяния, в темнейшие из времён, происходят странные и чудесные вещи – такие, в которые трудно поверить даже после того, как они произошло. Они приходят ко мне, будто я сам зову их беззвучным свистом о помощи.

– Что ты здесь делаешь? – прозвучал весёлый голос откуда-то сверху.

Я поднял голову; и сразу не поверил своим глазам.

– О, извините, кажется, я опознался… – засомневался он.

Мишель. Единственный, кого я знал во Франции времён Луи Бонапарта. Тот, к кому я и приехал в этот тёмный, неспокойный город из Баварии двадцать лет назад. Тот, который исчез десять лет назад и кого я не ожидал встретить уже никогда. Он будто воскрес из мёртвых и случайно наткнулся на меня. В последнюю нашу встречу, я был на высоте, а ему приходилось прозябать в бедности. Теперь, он носил форму национальной гвардии и выглядел неплохо; а я был разбит и не мог предугадать, что будет со мной дальше. Конечно, он сразу узнал меня; но приглядевшись получше, не смог в это поверить и собирался уйти – на этот раз, навсегда.

– Постой, Мишель, это я.

– О боже, дружище, что с тобой произошло?! Где ты был все эти годы?

– Был занят тем, к чему привык – выживал. И это ведь ты меня бросил – исчез, даже не попрощавшись.