Мы остались молодыми…

… Проклятое урочище под названием «Чёртово болото» обнаружило себя пулемётными очередями. Капитан Крючков отдаёт команду нашей роте разворачиваться к бою левее дороги, по которой ехали. Соскочив с коней и повозок, мы бросились в обход захлёбывающемуся пулемёту. Метров через сто нас прижимают к земле ещё два пулемёта, неожиданно вынырнувшие из-за невысокого бугра среди толстых сосен. Лежим за торча-щими стволами деревьев и короткими очередями строчим по огневым всплескам врага. Они прозевали нас, допустив так близко, и теперь стреляют не переставая. До них метров двадцать. Деревья не дают забросать их гранатами. Очередь «станкача» дятлом стучит по дереву, за которым, высунув автоматы, лежим с Сашей Матвеевым. Интуитивно прижимаю голову к земле.

– Ты жив? – тревожно дотрагивается до меня Саша, – чуешь, однако, один пулемёт замолчал и задрался вверх. Сейчас у «максима» кончится лента, надо брать их, а то они с перепугу пристреляются к нам.

Саша Матвеев, Пётр Ярославцев, Миша Журко, Федя Волков, Артём Кокжаев бросаемся на замолкший пулемёт на бугре. Нас человек пятнадцать, другие растеклись дальше по лесу. В рукопашной – диски автоматов опустели – идут в ход приклады и кулаки. У меня в руках откуда-то оказывается карабин. В окопе и на том склоне холма с дюжину распластанных вражьих тел. Один сидит на дне ячейки в немецком френче с высоко вверх задранными руками.

– Не убивайте, не убивайте… – кричит он по-русски.

Переводим дух и меняем диски автоматов. Мы захватили станковый пулемёт «максим» и ручной «шкода». Несколько метров не добежал до окопа «Усач» из казачков, приведённый к нам под Винницей, его так и звали «Усачём», имя, к сожалению, не запомнилось. Ещё кто-то из наших лежит убитый внизу у склона, широко раскинув руки, обнимая землю родную…

Вдруг Федя Волков вскрикивает:

– Хлопцы, кто это за нами идёт? – он быстро спускается вниз навстречу приближающейся большой вооружённой толпе. Он неожиданно останавливается и пятясь назад кричит: – Стреляйте! Это же бандеровцы!

Нам ещё не верится, как сзади нас оказались националисты? Почему они идут молча? Может это капитан Крючков послал нам на помощь эскадронцев? И как стрелять в молча идущих людей? Почему они молчат?

Кто-то быстро спрашивает пленного:

– Weк ist du? Кто ты?

– Туркмен я! Бежал из фашистского восточного легиона к партизанам, а попал не знаю куда, не убивайте, – торопится высказаться он, коверкая слова.

Раздаётся несколько винтовочных выстрелов, мимо нас свистят пули. Словно подрубленное дерево валится навзничь Петро Конорезов из Казатина. На груди у него расползается кровавое пятно. В стороне начинается сильная перестрелка.

Доносится голос словака Гриши Гощака:

– Браты! Бейте по мне! Я в засаде!

Он стоял высокий, красивый, окружённый копошившимися около него врагами, и бил их по головам прикладом пулемёта, перехваченного за ствол. Мы открыли вкруговую бешенный огонь из автоматов. В Гришу мы не могли стрелять. И мы не успели добежать к нему на помощь. Раздался сильный взрыв противотанковой гранаты – бандитов разметало во все стороны. Не стало и Гриши Гощака, словацкого лётчика-партизана. Сказочным богатырём с железной палицей в руках, разящим врага остался в нашей памяти побратим Гриша.

Эта мужественная смерть партизана ошеломила бандеровцев. Они опомнились только тогда, когда мы прорвали окружавшее нас кольцо и побежали через лес. Артём Кокжаев гнал впереди себя бывшего легионера. Федя Волков, закинув винтовку за плечи, тащил в руке «шкодобский» пулемёт. Петро Гуринок захватил затвор «максима», который без него стал безвредной игрушкой.

Огонь бандитов усилился. Щепки, отколотые пулями от де¬ревьев, летели во все стороны, били по лицу. Но всё больше деревьев заслоняли нас. Бандеровцы почему-то не преследовали. Положили мы их несколько десятков. Но погибли четыре наших боевых друга.

С печалью в сердце возвращались мы в село Берестяное, где оставался штаб и второй батальон. В кавэскадроне и третьей роте в бою погибло ещё десять товарищей.

– Совсем недалеко оставалось идти Грише Гощаку до своей родины Словакии, – грустно выдавил Пётр Ярославцев, – как об этом расскажет родным его земляк Павел Гривик.

От захваченного нами пленного узнали, что напоролись на укреплённый центр националистов, в котором базировалось свыше двух тысяч бандеровцев.

– Жаль всё-таки, что не захватили станковый «максим», – сожалел теперь Петро Туринок – любитель трофеев.

– Скажи спасибо, что вырвались из мешка, они ведь, однако, живьём хотели нас взять, – хмуро отозвался Саша Матвеев.

– Точно, – поддерживает Федя Волков, – поэтому они и не стреляли сначала, думали, что мы испугаемся их количества и сдадимся без боя на милость победителя. Не на тех нарвались!

– Ты, Туринок, не печалься про станковый пулемёт, – вступает в разговор Миша Журко, – во-первых, бандеровцы уже стрелять из него не смогут, а он у них единственный был – сознался пленный. – во-вторых, обозники из батальона Балицкого уже полгода таскают с собой «максим» без затвора, они тебе за затвор корову отдадут.