Мы платим железом

А я начал кое-что понимать в той самой средневековой дипломатии, образец которой только что увидел. Рюрик прекрасно понимал: после такого грандиозного обмана Дир никогда не станет его другом. И союзником Рюрика он будет только до тех пор, пока шипы надетого «старшим братом» ошейника упираются в горло. Он изо всех сил будет искать возможность сбросить этот ошейник и отомстить. Рюрик только что заполучил смертельного врага. Сомнительный повод для радости. Однако… Однако Дир и раньше уж точно не был ему другом. И то, что теперь для враждебного отношения к Рюрику у Дира появились личные причины, это скорее плюс, а не минус. Ярость полезна в бою. В дипломатии личные причины мешают объективности. Следовательно, Рюрик только что получил позиционное преимущество. Вдобавок к материальному и моральному выигрышу. Пусть зверюга ревет и бесится. Ни ошейник, ни шипы ей не по зубам. И она, кстати, об этом знает, что тоже неплохо. Ненависть и страх – отличные рычаги управления.

– Будьте моими гостями и вы, жители града Смоленска! – провозгласил Рюрик. – Отныне и до тех пор, пока наши мелкие разногласия не перейдут в настоящую дружбу!

Да, прав был Трувор. Рюрик – мастер. Вот так вот, без единой капли крови взял в заложники и смоленского князя, и всю городскую верхушку. Высший пилотаж.

Хотя меня от таких воздушных фигур малость подташнивает.

А Дира, будь моя воля, я бы просто убил. Это ведь он «продал» воинов Водимиру для набега на Ладогу. Сам. Лично. Причем он прекрасно знал о намерениях Водимира. И узнал это, так сказать, из первых уст. От того самого воеводы, который и отдал приказ смоленским гридням поступить в распоряжение Водимира.

В общем, я немного покривил душой, когда сказал, что все люди Дира сидят у меня в плену. Один уже не сидел. Лежал. На дне Днепра. С камешками во вскрытом чреве. Это чтоб не всплыл. И этот один был не кем-нибудь, а Дировым персональным воеводой…

Когда-то он был сильным и уверенным в себе и своем статусе мужиком. Вернее, мужем. Возможно даже – доблестным. Но теперь, после того как с ним полночи поработали умельцы, это был просто говорящий кусок истекающего кровью мяса. И лгать он был не способен. Даже для того, чтобы вымолить послабление от муки. Отучили.

Так что нам с Трувором вести допрос не понадобилось. Только выслушать исповедь. Всё и обо всём.

Нас, однако, личные тайны смоленского воеводы не интересовали. Равно как и закулисье смоленской политики. Мы уже знали, что именно князь Дир одобрил передачу воинов Водимиру. Ни один воевода не осмелится на такое самоуправство. Сейчас нас с тестем интересовал всего один вопрос: знал ли смоленский князь, передавая Водимиру своих дружинников, о планах последнего по пленению Зари и последующему шантажу Трувора?

Знал, сука. Более того, именно этот план и убедил Дира, что поддержать Водимира стоит. Убедил в эффективности и перспективности Водимира как союзника. Даже сам Водимир не знал об этом нюансе их отношений, а вот воевода был в курсе. Секретов от него у князя смоленского не было.

И не будет. Разве что там, по ту сторону Вечности.

У Трувора руки чесались немедленно отправить Дира вслед за воеводой. Но он умел справляться с эмоциями, пусть даже ему это было потруднее, чем мне. Злодей Дир ведь тоже варяг. Можно сказать, сородич.

А еще он дурак, смоленский князь. Правда – она ведь частенько наверх всплывает. А такое – не прощается. Особенно между своими. И теперь, когда Трувор поделится информацией (а он непременно поделится) со своим родичем Ольбардом, Дир стопроцентно потеряет поддержку соплеменников. И тогда останется только один вопрос: кто его съест первым – Рюрик или Трувор? Но кто бы это ни был, я очень хочу поучаствовать в процессе. Только не этим летом. Сейчас я просто постараюсь до минимума сократить общение со смоленским князем. Пусть поживет.

Пока.

А моему зятю тем временем придется обойтись без медвежьей охоты. Гейс есть гейс.

Переговоры о выкупе нашей части военнопленных я поручил Медвежонку. По-словенски братец изъясняется не слишком бегло, но не беда. Язык викингов здесь знают неплохо. Вот князь Дир, к примеру, болтает на нем не хуже меня.

Свартхёвди сказал: это хорошо, что я не участвовал в торгах, поскольку смоленский князь активно пытался сбить цену и ссылался, что характерно, как раз на меня. Я же определил пленников как «никчемных». Ну и выкуп за них соответственно…

«Ничего не знаю!» – открестился Свартхёвди.

Мол, с высоты его мастерства все здешние воины никчемны. И поиграл берсерочьими татушками. У него, Медвежонка, другой отсчет. По оружию, которое сняли с пленных. Вот этот меч, к примеру, соответствует…

– Ничему он не соответствует, – запротестовал Дир. – Мало ли откуда этот меч взялся?

– Хочешь сказать, что я лгу? – с легкой угрозой осведомился Медвежонок.

– Я сказал то, что сказал!

Татуировки класса «берсерк» смоленскому лидеру были явно знакомы, но не испугали. Даже берсерк не станет набрасываться на гостя. Без серьезной причины.