Мы победим! Тайные тюрьмы Сальвадора

Другой случаи, упоминавшийся ими при различных обстоятельствах, был связан с Челе Луисом (Сантосом Лино Рамиросом), членом нашей партии, который раньше служил в Национальной полиции. Поэтому многие полицейские его знали и частенько приходили сказать нам, что видели его там-то и там-то. По словам лейтенанта Кастильо, сержанта Наваса и Пьяницы, Челе Луиса видели на одном из ранчо вблизи побережья в Сонсонате. «Мы уже взяли его под контроль, — угрожающе заявил Кастильо. — Прикинулся пастором-протестантом. К тому же с ним женщина и новорожденный ребенок».

Они упоминали об этом несколько раз, говорили, что следят за каждым его шагом, но, «так как он был опасен и стрелял очень хорошо, брать его надо было неожиданно, дабы у него не оставалось времени защищаться».

Конечно же, все это от начала до конца было ложью. Однако несколько дней спустя тот же Кастильо пришел сказать мне следующее:

— А Челе Луиса мы взяли.

«Итак, — подумала я, — еще один невинный, которого, очевидно, убили, и все из-за того, что кто-то из этих ищеек в своей одержимости случайно обнаружил в нем сходство с другим».

В конце августа, когда конфликт между правительством и Аграрным фронтом был в зените, полиция схватила одного парнишку, совсем молоденького и хорошо одетого. Я слышала, его взяли после одного из совещаний Аграрного фронта за то, что он обозвал «кобелями» полицейских агентов, следивших за собранием.

Парнишка был племянником сеньоры Хильды Агире, хозяйки кафе «Поросеночек». Его продержали два дня в нижнем белье и заставляли кричать. Кастильо орал на него:

— Значит, мы — гориллы, да? Ладно, тогда ты должен знать, что все вы хуже, чем мы, но, чтобы у тебя пропало желание делать это в будущем, я заставлю тебя прокричать нам «гориллы» пятьдесят раз.

Начинай!

— Нет, не хону, — плача, отвечал парнишка.

— Что значит не хочу? Смотри, вот так мы можем и тебя, — гремел Кастильо и обрушивал дубинку рядом с парнем. — Здесь ты научишься уважать власти.

— Ай! Ай! — вскрикивал парнишка.

— Перестань скулить и кричи: «Гориллы!»

На вторые сутки днем его отпустили.

Все это говорит о том, до какой степени произвола доходят они в своих методах фашистского террора.

В октябре, после провала одной из явок Народных сил освобождения в Санта-Текле, полиция начала искать подозрительных, и хозяева дома были включены в их список. Однажды Кастильо показал мне фотографию одного из семьи Кастро-Бруч, сделанную прямо с удостоверения личности, которое было выдано в Санта-Ане. Указанная семья была владельцем, сего дома, и один из сыновей попал под подозрение.

— Скоро мы его сюда доставим, — угрожающе произнес Кастильо. — Сдается мне, что этот парень связан с Народными силами освобождения. Кроме того, заметьте, он из Санта-Аны, как и вы.

Я заявила ему, что не знаю об этом абсолютно ничего, но он не унимался:

— Во всяком случае, надо последить за ним.

В другой раз нам показали цветные фотографии, полученные бог знает каким образом. Полицейские утверждали, что изображен на них Чон. Мы оба — Марсело и я — узнали человека, на которого падал эти подозрения: это был Хосе Амайя Гутьеррес из Санта-Аны, не имевший ничего общего с Чоном.

Никто не знал, почему он привлек внимание полицейских, но они продолжали настаивать, что этот дом его был взят под наблюдение, и вскоре там якобы обнаружили «подозрительную возню». «Туда ходит одна лишь молодежь» — так они аргументировали свои подозрения.

Как мне передал Марсело, в «Специальной» ему сказали, что им удалось опознать Индалесию, и показали фото в газете, кажется «Вос популар», где была изображена одна из руководительниц Комитета сальвадорских женщин: какая-то сеньора в очках, среднего возраста. Шофер Алас, скоропалительный на решения, высказал свое мнение:

— В любом случае ее надо брать.

В течение какого-то времени они еще допытывались у меня насчет этого фото, но потом отстали.

Как нам рассказал Марсело, однажды все тот же Алас делился своими заботами с другими полицейскими из «Специальной»:

— Тут на днях столкнулся с одним делом… Там, рядом с озером, какие-то хмыри возникают против моего двоюродного брата, и все из-за межей. Я говорю ему: «Обожди меня — я приеду, и мы все уладим». Мне ведь недолго всадить кому-нибудь пулю. Во всяком случае, мне-то они ничего не сделают — даром, что ли, я здесь.

— Это да, — согласился другой полицейский, — с нами лучше не связываться.

У полицейских, которые постоянно ищут и хватают тех, кто участвует в революционном и народном движении, навязчивая идея видеть каждую минуту в любом человеке подозрительного, похожего на того или иного члена революционной организации. И как только эта идея овладевает их воспаленным воображением, сей человек становится объектом слежки, а некоторых даже похищают «для выяснения личности». Именно это и произошло с девушками, которых в Орьенте поехал опознавать Валье. Или тогда, когда увезли Марсело и Валье, дабы они указали на кого-нибудь вызывавшего у них подозрение.