Мы побелили солнце

Пока бабушка в больнице – а это затянется минимум недели на две – я буду заперт в многоэтажке вместе с матерью и ее сисистером. Ездили ли вы хоть раз в летний лагерь? Или, может, лежали в больнице? В крайнем случае, ночевали в гостях? Когда домашняя одежда должна быть новой, ни в коем случае не грязной и не дырявой, обязательно поглаженной и еще ни разу не надетой, потому что «не было случая». Когда ты утром и вечером принимаешь душ и брызгаешься дезодорантом на ночь. Когда стараешься много не есть и высчитываешь время, чтобы незаметно проскользнуть в туалет.

Вот примерно такая жизнь и ожидала меня у матери и ее нового сисистера.

Я помню, как она приезжала к нам на Новый год и даже на Пасху. Тискалась со мной и обязательно привозила арбуз. День рождения ли это, Рождество ли – всегда вместо конфет и подарков шар в зеленую полоску.

Не люблю арбузы. Почти так же, как не люблю тошнотворные одуванчики или ядовито-лимонные бананы. После приездов матери во дворе постоянно валялись арбузные корочки, которые потрошили разжиревшие на кормах туши кур. Сейчас их перерубили, да и корочек больше нет – последние несколько лет мать и носу сюда не казала.

А что плохого в том, что я немного развеюсь? Надену солнечные очки, парочку возьму про запас, задерну в комнате шторы и попытаюсь огородить себя от желтых предметов, как благополучно справился с этим здесь. Все равно ведь ни в школу, ни куда-либо еще я ходить в городе не буду. Только телефона, жаль, нет. Но хоть древний ноут остался – бабушка до него не добралась, потому что заседал я в нем реже.

– Даня! Дань, тут Демон разлаялся. Выгляни в окно у себя там, посмотри. Может, приехала?

В окно я, конечно, не выглядываю и с дивана не встаю. Приехала – постучит. Встречать ее у меня нет никакого желания.

– А чего телевизор у тебя черно-белый? – тетя Женя привидением возникает в проеме. – Хотя… конечно, государство такую пенсию выделяет, что попробуй, купи на нее цветной. Сколько у бабки пенсия-то, тринадцать?

– Не знаю.

– Ну ничего ты не знаешь, ты с ней в одном доме живешь или в разных? Хоть немножко-то нужно интересоваться тем, что вокруг тебя происходит, а не только гаджеками. Чего Демон надрывается? Ты в окно смотрел? Не приехала мать?

– А… не. Не знаю.

Тетя Женя цыкает, качает головой и исчезает из проема.

А я запрокидываю голову и устремляю взгляд на треснутые рельсы потолка. Закрываю глаза, пытаясь вспомнить черты матери – но вспоминаю только арбузные корочки, разжиревших кур и ее вечное: «Как ты вырос, на Баскова стал похож!». На Баскова я если и походил, то только тем, что я «натуральный блондин, на всю страну такой один» и вечно ношу какую-то фигню.

Я помню, что она вроде была красивой. Может, маленький я не умел отличать искусство косметики от истинной привлекательности и находил очарование в мазутной подводке и леопардовой блузочке. Кстати, леопардовую блузочку я помню почти так же хорошо, как арбузные корки. Может, поэтому маленький я шарахался от испещренной черными пятнами желтизны на ее теле, хотя и сам же тогда не понимал причины такой неприязни. Вот потому и не запомнил как следует внешность. Только арбузные корочки. Желтый цвет. И виноватую улыбку.

– Приехала! – взвизгивает тетя Женя, кинувшись ко мне в зал и прильнув к окну. – Ну точно! Слышу же, как дверца хлопнула. Ой, в каком плаще-то модном… Даня, иди встречай. Сумки, сумки готовь! Вещи-то собрал? Тащи все к порогу, она ждать тебя не будет.

А я только начал дремать.

Потираю лоб. Сбрасываю с себя одеяло. Плетусь до своей комнаты и подцепляю два саквояжа: в одном была одежда, а в другом чудом спасенный ноутбук с зарядкой, зубная щетка и полотенце. А еще несколько пар темных очков в футлярах.

– Даня! Дань, она в дом не заходит, она снаружи тебя ждет! Выбегай скорей, ну! Давно уже одеться надо было, сейчас станешь копошиться…

Я влезаю в ветровку, а на голову набрасываю капюшон. Поправляю очки. Ожидаю, что тетя Женя начнет смеяться, чего это я такой модный в очках поехал, как всегда смеялась бабушка и учителя. Но она только бегает по дому и выключает везде свет с телевизором, а затем и остальные приборы.

– Дань, может, принести тебе все-таки телефон свой старый? Как ты без сотика будешь?

– Да не, – пожимаю плечами, положив ладонь на дверь. – Теть Жень, вы это… Вы только Демона кормите, ладно? А если холода наступят – кочегарку топите, а то отопление перемерзнет. Ну и цветы поливайте… если сможете…

– Да ты отдохни там хорошенько, – она подплывает ко мне и заключает в короткие объятия. – Ну, с богом! С богом, мой хороший, езжай. На дорожку не посидишь?

– Да не. Пойду я.

– Ну и правильно, мать тебя ждет. Давай, удачи!

– До свидания, теть Жень, – вздыхаю, подцепляю сумки и, минуя скрипучее крыльцо, выхожу в ночной двор.

Хочу погладить на прощание Демона, который в темноте из-за своего размера и пушистости мог сойти за барана, но он рвется с цепи, облаивая чужую машину. Поэтому не рискую, а лишь повторно вздыхаю и толкаю калитку плечом.