Одного из моих гвардейцев с криками стащили из седла. Другой выхватил меч. И как только клинок взметнулся над толпой, я поняла, что это мои руки разорвут израненную империю, и возможно, я уже никогда не сумею залечить эту рану.
– Нет! – воскликнула я, когда пал первый горожанин, но, как и предыдущие мои слова, их никто не услышал. Среди всеобщей сумятицы они привлекли внимание только министра Мансина.
– Ваше величество, – рявкнул он. – Надо прорываться, иначе нас растерзают. Теперь другого пути нет.
Он был прав, но я ненавидела его за то, что пришлось с ним согласиться. За то, что взвалил на меня бремя всей этой крови, даже если я это заслужила.
– Расчистить дорогу императрице! – гаркнул он, и хотя в таком шуме я не слышала, как солдаты обнажили клинки, в душе я это почувствовала. Клинки вынимают из ножен одним мягким движением, это как вздох, последнее мгновение спокойствия перед бурей.
До криков.
И крови.
И смерти.
19
Я до тошноты устала быть связанной, надоело, что меня таскают с места на место, противно было сидеть в экипажах вместе с людьми, которых я ненавижу. Моя жизнь теперь стала тряской по ухабам в дребезжащей карете, и радовало лишь то, что Лео – неважно, который из них – не проявлял интереса к беседе. В собственном теле, я, пожалуй, и уснуть не смогла бы, но тело императрицы Ханы к бодрствованию не располагало.
Не знаю, сколько дней мы были в пути. Все слилось в одно расплывающееся пятно, в ночной кошмар из разбитых дорог, бликов света, мелькающих сквозь деревья, и неотступных воспоминаний о широко открытых мертвых глазах капитана Энеаса.
Но мы собирались снова увидеть Мико.
Несмотря на отсутствие интереса к общению, Лео каждую ночь посылал за лекарями и рассказывал им разные истории о том, кто я, а они осматривали меня и давали ему советы. Один доктор пустил мне кровь. Другой дал тонизирующий гвоздичный настой, который обжег язык. Третий посоветовал поддерживать нас пищей, вином и отдыхом. Он казался самым разумным из всех, но Лео продолжал гнать вперед, вместо того чтобы провести спокойную ночь в гостинице. И я понемногу впадала в изнеможение. Я уже не желала даже набраться сил, чтобы убить его, мне теперь хотелось лишь умереть.
Я начала сомневаться в том, что это путешествие когда-нибудь кончится. Может, я уже умерла, и все это – моя кара, бесконечная загробная жизнь, проходящая в тряске по дорожным ухабам в обществе Лео. Но пришел день, когда мы остановились. И не просто ради того, чтобы сменить лошадей и поесть. Нет, там был большой дом, суетливые слуги провели – почти внесли – нас внутрь. Дом казался смутно знакомым, но я не могла ни о чем думать, мне хотелось только наконец лечь. И уснуть. И не просыпаться.
Меня отвели в маленькую комнату – из тех, в каких размещают самых недостойных гостей или слуг. Места там хватало лишь для спальной циновки и маленького столика, а единственное узкое оконце располагалось высоко под карнизом крыши. Но у стенки лежал тюфяк и стояла миска с водой для мытья, и я не могла найти в себе сил беспокоиться о чем-то еще.
Я легла и уснула. И увидела сон, яркий, полный красок и запахов: словно Кайса кричала. Но она только молча сидела, даже не пила чай из налитой чашки. Просто вслушивалась в разговор за спиной.
– Она здесь. В комнате, рядом с другим убийцей.
В полудреме пути я время от времени ненадолго присоединялась к Кайсе, но с той ночи в армейском лагере она не осознавала моего присутствия. Я подумала о том, где сейчас эта армия, не придется ли снова участвовать в какой-нибудь осаде.
– Она выглядит очень нездоровой. Не желаете, чтобы я послал за врачом?
– Да. – Это Лео, невозможно сказать который. – Мне она нужна живой и здоровой. Приведи к ней кого-нибудь. И проследи, чтобы ее кормили как следует.
– Будет сделано, ваше святейшество.
Кайса постукивала пальцами по ободку чаши и смотрела на пробегавшую по поверхности рябь. Ни одна дверь, похоже, не заперта, и никто за ней не следил. Значит, Кайса остается здесь по своей воле? Ведь она, в отличие от нас, могла постоять за себя. Могла убежать. И предпочла этого не делать.
«А зачем? – сказала она, давая понять, что знает о моем присутствии. – Когда у меня наконец-то есть возможность кому-то помочь. Что-то изменить».
«Помочь Лео? Он же чудовище», – сказала я.
«Кто бы говорил про чудовищ, Кассандра. Ты не понимаешь его так же хорошо, как я».
«Он обратил тебя в свою веру? Лео не возвращен с того света Богом, Кайса. У него нет никакой миссии. И он каждый раз умирает по-настоящему. Он всего лишь один из семи близнецов».
«Я знаю».
Что на это ответить? Я была готова яростно возражать, убеждать со всей силой, которой мне так не хватало в физическом теле. Сон, казалось, приглушил его жалобы.
«Это не потому, что ты спишь, – сказала она. – Разве ты еще не заметила? Не заметила, что императрица Хана ни разу не присоединилась к тебе здесь? Мы всегда вдвоем, ты и я. У нее сильнее связь со своим телом, и когда оно спит, она тоже спит. Ты к нему не привязана, и поэтому приходишь ко мне».
«Это чушь».
«Нет, все так. Ты там только пассажир».