Особенно Володя сдружился с пожилым историком, который до пенсии преподавал в одном из киевских университетов. Многочисленные ученики не забывали старика — писали ему, советовались, делились мыслями и переживаниями. Среди них были и те, кого мобилизовали и отправили в ВСУ. А старый преподаватель, надо сказать, оказался человеком глубоким, хорошо понимающим, что происходит на Украине. Во многом он старался найти параллели из прошлого. О многом историк имел суждение, только поделиться было не с кем. Тут и появился Володя — хотя и знающий историю неважнецки, но крайне заинтересованный в теме и потому оказавшийся благодарным слушателем.
А еще университетский преподаватель, общаясь со своими украинскими учениками, узнавал много важных деталей о том, что происходит в тылу, как идет мобилизация, где расположены военные объекты, кто где служит, в каких подразделениях. Это была ценная информация. Пересказывая все Владимиру, старик чувствовал внутренний подъем — видимо, понимал, что это реальная помощь русским. Многое делал даже сверх того, что требовалось.
Вот что однажды произошло… Батальон одного из учеников держал укрепление напротив полка, в котором служил Володя, а посередине располагался ничейный хутор — настоящая серая зона, куда могли зайти и российские войска, и украинские. В воздухе висели коптеры укронацистов, и их количество росло с каждым днем — они будто размножались, как вирусы во время эпидемии. Но пока все обходилось.
Отто Галушка — так звали хлопца, ученика историка — пообещал зайти к нему в гости: навестить, принести поесть. «Зачем это он вдруг решил сам прийти? Может, приметил давно, что
— Да вы не беспокойтесь, я просто так заехал, — Отто заметил волнение своего преподавателя и стал оправдываться. — Не переживайте, мне же тоже тоскливо. Фронт тяжелый, холодный, но благо я привычный. Уж всего навидался. Особенно в Сирии. Ой, так вы же не знаете! Помните, я после учебы пропал? Так это меня позвали на интересную работу. Пришлось исчезнуть. Меня отобрали в военную разведку, направили на подготовку, потом практика, специализации, и понеслось. Сначала Африка, потом Ближний Восток, разные учебные центры натовские. Насмотрелся я там на проклятых москалей — везде лезут: то чевэкашники их, то регулярные войска, особенно эсэсо — они вездесущие, доставят тебе проблем, где бы ты ни находился. И вот теперь, видите, нашу с вами святую землю пришли топтать, фашисты! Согласны?! — неожиданно он повысил голос, вывернув разговор на неуместный и уж слишком примитивный вопрос.
— Нет. Не согласен. И могу объяснить почему, — негромко, но твердо проговорил историк.
— Ой надо же, и почему? — Отто отклонился на табуретке и рассмеялся.
— Ну слушай. Я учил вас на русском языке. Ты даже сейчас задаешь мне вопросы по-русски. Ты, Отто, талантливый парень, умный, ты не можешь не понимать,
Отто оторвал взгляд от точки на полу, куда он отрешенно смотрел.
— А что с ней?