Читаем Мы проиграли! полностью

Отец много лет подряд обещал свозить меня в Германию к своему другу Хансу Унру, они вместе учились в университете. Я видел этого человека на фотокарточке – в белой рубахе с подкатанными рукавами, в роговых очках, бородатого иностранца, обнимающего свою молодую жену. Я представлял себе, как ему живется теперь за границей, думал, скучает ли он по Перми и по отцу, мечтал о том, как мы поедем к нему и поселимся в его доме, и, быть может, отец на этот раз не обманет. Но, погружаясь в эти розовые грезы, я ощущал на дне своего сознания холодок догадки – мы никогда не поедем в Германию, никогда не поедем в Германию вместе. Мне не суждено познакомиться с Хансом Унру.

Отец не обманывал, отец так жил. Трижды начиная учиться, он трижды бросал. Сначала геологический, потом архитектурный в Свердловске, потом кибернетика опять в Перми. Кибернетику он дотянул до конца четвертого курса и плюнул – ушел на завод порошковой металлургии. А в университете его любили, и хвалили, и закрывали глаза на дело, заведенное в КГБ, и на его диссидентство, и на то, что он с другом убивал, свежевал и ел с голодухи голубей, живших на крыше общежития. Любили и хвалили, потому что он подавал большие надежды. Но есть такие – подающие надежды, и ограничивающиеся только этим. Вроде как дети-вундеркинды – все ждут от них чуда, а чудо заканчивается сразу же, как только они вырастают и теряются в толпе взрослых людей, равносерых и равносредних.

У отца по-серьезному было три женщины. Первая родила ему дочь, вторая – сына, третья воспитывала его самого, как сына, а потом он ушел беспризорничать – да так и не вернулся. Ни одна из его любовных историй не завершилась как надо, как ему бы, наверное, хотелось. Не хэппи энды – сплошные секущиеся концы.

Но, может быть, все не так.

Может быть, все совсем не так.

Может, какое-то главное дело было не завершено в его жизни, и оттого посыпалось враз все остальное.

Может быть, любовь к одной женщине, тянувшая его на дно, скручивавшая в узлы, не давала дышать спокойно.

Может быть, именно эта любовь сломала его в самом начале и мучила потом всю жизнь, не отпускала.

Может быть, от этой любви тряслись его руки, и не было в них силы, чтобы доводить дело до конца.

Может быть, он берег силы для продолжения. Потому что всю жизнь надеялся на продолжение – и эта надежда рушила пути к бегству, изничтожала саму возможность запасных аэродромов, рассеивала миражи альтернатив.

Не обладать, не принадлежать, а лишь надеяться. И зачем так придумано, что надежда умирает последней? Умирала бы первой – мы бы были реалистами.

И вот нет отца, а его надежда еще мерцает, словно лампочка аварийного питания, словно свет от погибшей звезды. Висит в воздухе его взгляд, брошенный ей, а зрачки уже смешались с чернотой земли.

74.

И, конечно, был еще CD-плеер, тоже iRiver, как и воспоследовавший за ним MP3 плеер. Я купил его на Горбушке, по совету Дениса, и наслаждался музыкой два дня. Через два дня я залез в пыльную коробочку – поезд из Москвы до Перми – и плеер сломался. Я почти до слез расстроился, потому что это такое жуткое дерьмо – купить плеер на Горбушке, уехать в Пермь и сломать его по дороге. Денис тогда не жил еще в Москве, и никто не мог пойти и ткнуть гарантией в лицо продавцу.

В общем, плеер валялся пару месяцев дома, потом пришел Денис и забрал – сказал, что хочет поковыряться в нем. Я и думать забыл про плеер, а потом Денис мне его притащил на день рождения – бонусом к подарку – починил где-то, не знаю, где. Плеер еще долго работал, несколько месяцев. Все-таки как хорошо, что мы так скоро миновали эпоху лазерных дисков.

75.

Я не знаю, я закрываю глаза и вижу – вижу прежде, как дефис превращается в тире; вижу вывороченные кишки города, переливающиеся лазурью и розовым; вижу шкварки сала и куски мяса, плавающие в масле на дне чугунной сковороды; вижу колею в воздухе, вибрирующую, проборожденную стрекозой, летевшей на помойку; вижу сквозь коричневые стекла очков желтое небо и серую траву, смягченный блеск асфальта, отражающего солнце; вижу ее, мне не принадлежащую, молодую, взрослеющую, еще до. И до меня. Я открываю глаза, я опять их закрываю, и все повторяется вновь.

В перерывах из кусков домашнего видео я склеиваю фильмы, пахнущие стариковской психоделией, раскуренной гнилью хиппарских зубов, олдовыми платьями с нанесенными на них полевыми цветами. Блюз.

76.
Перейти на страницу:

Все книги серии Лента.ру

Дорогая редакция. Подлинная история «Ленты.ру», рассказанная ее создателями
Дорогая редакция. Подлинная история «Ленты.ру», рассказанная ее создателями

К началу 2014-го года "Лента.ру" стала главным общественно-политическим изданием России и пятым по размеру аудитории сайтом в Европе. Ежедневно ее читали два миллиона человек. В своих воспоминаниях основатели, руководители и сотрудники "Ленты" делятся секретами журналисткой работы, объясняют, как небольшой новостной сайт превратился в лидера рынка – и что для этого потребовалось сделать.«За год мы пересекли отметку в сто миллионов посетителей, наши публикации прочитали полтора миллиарда раз, одна из наших публикаций собрала миллион просмотров, наши фотоистории просмотрели 30 миллионов раз, видео – 13 миллионов. Мы ликовали. Мы поверили в то, что победили. Мы подумали, что можем без помощи властных структур, без пиар-технологий и покупного трафика, без инвестиций и джинсы, без приглашенных звезд и эффективных менеджеров стать крупнейшим независимым СМИ в России. Мы были уверены, что изменили правила игры. Нам оставалось два месяца до конца».

Иван Колпаков , Коллектив авторов

Публицистика / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза