Мы родились и жили на Урале–реке... (СИ)

под бахчи и огороды, ездить в луга и степь, косить траву и заготавливать

корм для лошадей и коров, которые должны скоро вновь появиться в

городе.

И в нашем доме тоже происходили различные события: редко –

успешные и радостные, гораздо чаще – неудачные и горестные.

Илларион нашел «чистую» работу в небольшой конторе. Именно о

такой он мечтал с ранних лет. Видимо, войсковое училище сделало его

хорошим специалистом, способным заниматься бумажными и денежными

делами (бухгалтер, счетовод). Через пять-семь лет сын потомственного

казака превратится в опытного, знающего тонкости сложного дела

профессионала, к услугам которого станут обращаться руководители

многих городских учреждений.

Не спрашивая согласия родителей, Илларион неожиданно женился на

Евгении (Ене) Логиновой, казачке из богатой в прошлом семьи, владевшей

хутором в одной из южных станиц и большим домом в городе, на

Оренбургской улице. Новая невестка оказалась женщиной требовательной,

жесткой, самолюбивой. Муж не спорил женой, но спокойно подчинялся ее

советам-приказам. Через год у молодых супругов родился сын, названный

Павлом.

Почти одновременно с Илларионом женился и Степан. Тихий,

молчаливый, он не обращал внимания на городских девушек. Да и они,

кажется, не замечали его...И вдруг – женитьба и свадьба. Оказывается, во

время одной из поездок на юг мой будущий дядя остановился в

небольшом поселке, где случайно разговорился с белокурой девушкой:

нужно был узнать, где находится нужный ему дом. Позже ему не раз

приходилось бывать в этом, уже знакомом месте. Охотно встречался с

приветливой Александрой (Шурой) Крынкиной, которая, как оказалось,

понравилась ему. Через два месяца Степан признался девушке в своем

чувстве и сказал, что обязательно пришлет в ее дом сватов. Родители не

возражали против женитьбы сына, но сказали, что со свадьбой «нынче

надо по тише и попроще». Отправили в дальний поселок лишь одного

свата – старшего сына. Иван, как положено, от имени жениха сказал

67

нужные слова и выполнил все необходимое.... Согласие родителей

невесты после короткого разговора с ними было получено.

Итак, в небольшом доме на Сызранской появилась четвертая сноха,

тихая, спокойная, молчаливая, работящая Шурочка. И, как большинство

казачек, болезненно самолюбивая: она также старалась занять свое особое

место в семье. Позже выяснилось, что новая невестка – «церковная». В

нашем староверческом доме не привыкли к общению с чужими по вере

людьми. Однако пришедшие времена диктовали и новые взгляды и

поступки.

19

Семьи моих прадеда и деда родственники и приятели всегда

рассматривали как трудолюбивые, спокойные и благополучные. Они,

действительно, были такими несколько десятилетий. Но с начала 20-х

годов жизнь в нашем доме стала как-то незаметно меняться. Наверное, все

происходившее под высокой двухскатной крышей можно было понять и

объяснить: ведь теперь здесь жили немолодые родители, три семьи,

взрослая дочь, два неженатых сына, сноха – вдова с девочкой. Более 15

человек. И каждого волновали и заботили не только общие, семейные, но и

свои, особые, близкие сердцу дела.

Невестки не ссорились между собой, но каждая постоянно думала

только о личном. Мечтала о собственном доме, скрывая свое желание от

родственников. Большие и трудные хозяйственные работы порою

воспринимались как лишние и ненужные и поэтому выполнялись

неохотно.

Мужчин заботило другое, более серьезное, жизненно важное. В

губернии поселился общий страх перед разгневанной стихией и

безрадостной жизнью. На бывшие войсковые земли в 1921-м году

обрушилась страшная засуха, какую здесь не видели последние десять лет.

Повторилась страшная беда, которую помнили лишь старики. Небольшие

степные речки и озера высохли. Травы, ранней весной пошедшие в рост,

погибли. В степи пропали звери и птицы. Многие хозяйства потеряли скот.

Засуха уничтожила посевы зерновых. По большому, когда-то богатому

краю прокатился страшный неурожай. Голод охватил станицы и хутора.

Вслед за ним вспыхнула эпидемия холеры, оспы и тифа.

В Уральске вновь появились сотни нищих и бродяг – беженцев с

Поволжья. К ним присоединились свои, местные из южных районов.

Больницы были переполнены, но медицинская помощь, как правило, не

облегчала страдания людей. Врачи не могли ни накормить голодных, ни

вылечить больных: у них не было ни продуктов, ни лекарств.

Многочисленные комиссии и комитеты спасения старались изменить

ситуацию в губернии (так, известная АРА доставила в область 450 вагонов

68

с продовольствием, открыла более 650 столовых для детей и больных), но

положение по-прежнему оставалось трагически тяжелым и... голодным.

Наша семья в то страшное время страдала так же, как и все уральцы.