Мы родом из СССР. Книга 2. В радостях и тревогах…

Коля всегда с гордостью говорит о своей учебе в главном вузе страны, об атмосфере университетской жизни, о тех, кто был рядом с ним. Тепло вспоминает своих близких друзей-однокурсников: Игоря Федорова, Виктора и Людмилу Фирсовых, их крохотную дочурку Иришку. Они к нам с Ниной Тимофеевной относились с добрым душевным чувством. А мы боготворили их…

Нарочно не придумаешь…

Трудности создаются для того, чтобы затем их преодолевать…

(из области абсурда)

Один вопрос волновал в равной мере и сына, и меня. Тогда существовал такой «кадровый принцип», установленный ЦК КПСС. Преподавать общественные науки мог только комсомолец или коммунист.

Когда Коля начинал работать на кафедре марксистско-ленинской философии, ему уже исполнилось 26 лет. Фактически комсомольский возраст близился к концу. А вопрос о вступлении в партию для интеллигенции вообще, и для вузовских преподавателей, включая и работавших на кафедрах общественных дисциплин, был весьма трудноразрешимой проблемой. Несравнимо легче этот вопрос было решить во время воинской службы, рабочему промышленного предприятия, строительной или транспортной организации, доярке или трактористу. Кстати, так многие и решали эту задачу, еще до становления студентом или преподавателем. Лицам, относившимся к категории служащих или к интеллигенции любого профиля, дождаться «очереди» на вступление в КПСС было невероятно сложно. Это я хорошо знаю и по партийной работе, и по жизненному опыту…

Для рассмотрения вопроса о принятии кандидатом в члены КПСС совершенно недостаточно было ни личного желания, ни признания Устава и Программы партии, ни готовности выполнять их и активно бороться за социализм и коммунизм, ни рекомендаций комсомола и коммунистов. Главное, чтобы была выдана… именная анкета. А получить таковую было намного сложнее, чем выиграть по лотерейному билету. Все двадцать три года моей работы в Кубанском государственном университете я избирался заместителем секретаря парткома по идеологии. И не могу вспомнить случая, чтобы преподавателей кафедр общественных наук принимали в партию. Да таких и не было. Комсомольцев на общественные кафедры брать было рискованно, чтобы не подвергать трудной участи и кафедру и преподавателя. Принимали коммунистов или кандидатов в члены КПСС: в девяноста девяти из ста случаев, прием в члены партии был гарантирован.

Легче было вступить в партию студенту, чем преподавателю. И потому нередко студенты, заботясь о своем будущем, о работе на кафедре, шли на любые шаги, чтобы вступить в партию, одни переходили на заочную или вечернюю форму обучения и шли на производство по рабочей специальности, хотя бы на год-два, чтобы вступить кандидатом в члены КПСС. Другие уходили в армию и, отслужив два года, возвращались в вуз уже коммунистами…

Помнится один сверх курьезный случай. Как только было обнародовано сообщение о смерти Л. И. Брежнева, на стол секретаря партбюро факультета иностранных языков легло заявление от одного из весьма посредственных студентов: «В связи со смертью выдающегося партийного и государственного деятеля Л. И. Брежнева прошу принять меня кандидатом в члены КПСС. Отдам все силы, а если потребуется, то и жизнь, во имя продолжения того великого дела, которому посвятил всю свою жизнь Л. И. Брежнев».

Секретарь партбюро пришел с этим заявлением к декану факультета В. И. Тхорику, а тот ко мне: «Как нам поступить?»

Я высказал сомнение в искренности студента, которого хорошо знал, но посоветовал переговорить с секретарем райкома партии. Тот в свою очередь перенес вопрос в крайком КПСС. Не знаю, обращались они в ЦК КПСС, или приняли решение самостоятельно, но ответ был однозначен: «Надо принимать…»

Впоследствии поинтересовался этим «продолжателем дела Брежнева», обещавшим отдать все силы и жизнь за социализм и коммунизм. Как я и предполагал, на рубеже 80-х и 90-х годов, когда КПСС затрещала от горбачевского «плюрализма», сей «борец» за социализм и коммунизм, вместе со многими другими, себе подобными, поспешил поскорее расстаться с КПСС, чтобы войти в доверие к ельцинским «дерьмократам»…

Я убежден, что практика приема в КПСС, сложившаяся в хрущевско-брежневские годы, была порочной. Ею нередко пользовались непорядочные люди, настроенные карьеристски, для которых партбилет был «пропуском» на желанную должность. Такие, наподобие того студента, о котором я рассказал, готовы были дать любые клятвы и заверения, искали любую «щель», чтобы пролезть в правящую партию. Идейная, коммунистическая убежденность у них была, образно говоря, на «кончике языка». И когда партия оказалась перед лицом труднейших испытаний, трусливо и подло бежали из ее рядов, как «крысы с тонущего корабля».

Дело доходило до того, что иные партийные работники, в чьей власти была «заветная анкета», открывавшая «зеленый» свет для вступления в партию, злоупотребляли этим.