Мы с истекшим сроком годности

– Слушай, – говорю я, – извини, я не знаю, как правильно к Тебе обращаться. – Что я творю?! Неужели я окончательно сошла с ума? Но упрямый рот продолжает говорить. – Помоги ей. Пожалуйста, помоги ей. Я никогда раньше к Тебе не обращалась, да что там говорить, моя вера в тебя слаба, как сердце недоношенного ребенка. Но если ты действительно существуешь – помоги ей. Это все, о чем я прошу.

В этот момент вновь прогремел гром, сотрясая все вокруг.

Карли выписали на третьи сутки. Она вернулась еще более бледной и истощенной, что являлось результатом выматывающих больничных процедур.

– Ну и как вам остров? – спрашивает она.

– Там чудесно, – отвечает Брис.

– Ты нас сильно напугала, Карли, – говорит Андреа.

– Я знаю. Мне жутко неудобно.

– Завтра я отправлюсь в аэропорт, чтобы поменять билеты, – говорит Эдриан.

– Зачем? Наш вылет в Новую Зеландию будет только через четыре дня.

– Мы не летим в Новую Зеландию. Мы не можем больше рисковать твоим здоровьем.

– Вот как? И кто это решил?

– Мы все, – говорю я. – Так будет лучше.

– Значит, вы решили все за меня… Прекрасно.

– Карли, мы проведем здесь еще две недели, ты походишь на процедуры, придешь в форму, а затем мы отправимся обратно в центр, – спокойным тоном поясняет Эдриан.

– Я никуда не поеду до тех пор, пока не доберусь до Новой Зеландии! Неужели мы проделали такой путь, чтобы, едва дойдя до конца, вернуться обратно? Вы думаете, что я слаба и с каждым днем разваливаюсь по частям? Вы правы, но вы не вправе принимать за меня решения! Я… люблю вас. Это чистая правда. Я умоляю, я заклинаю вас, помогите мне закончить начатое. Пожалуйста.

В комнате воцарилось молчание. Мы переговариваемся без слов, обмениваясь лишь взглядами.

Я не могу ничего сказать. Я разделилась на две половины, одна из которых требует, чтобы Карли вернулась в центр, потому что чем больше времени мы проводим вдали от него, тем хуже ей становится. Другая половина, более упрямая и позитивно мыслящая, отстраняя мысль, что Карли нуждается в постоянном присмотре врачей, тешит себя надеждой, что она гораздо сильнее, чем кажется, и мы пройдем этот путь до конца.

– Если бы я был на твоем месте, – внезапно говорит Том, – я бы просил то же самое. Мы должны поехать в Новую Зеландию.

– Это, конечно, не самый правильный выход, но иначе я поступить не могу. Я согласна с Карли, – говорит Фелис.

– Хорошо, – подытоживает Эдриан. – Только пообещай нам, что за эти оставшиеся четыре дня ты постараешься набраться сил и вновь станешь той Карли, которая готова была спать даже на циновках в дряхлой хижине.

Карли улыбается с облегчением.

– Обещаю. Спасибо вам.

Впервые за все время наших странствий предстоящая долгожданная поездка в Новую Зеландию кажется мне уже не такой манящей, даже наоборот, думая о ней, я то и дело испытываю приступы паники. Как ни стараюсь, я не могу отделаться от мысли, которая засела у меня глубоко в нейронах, что все обязательно пойдет не так, как мы планируем, и это приведет к неизбежным последствиям. Я потеряю Карли. Навсегда.

Из-за этого я вновь не могла сомкнуть глаз две ночи подряд. Впрочем, как и все остальные. Мы не можем найти покоя с того самого дня, когда с Карли случилась неприятность. Я так боялась, что когда-то наступит такой момент, когда вся наша гармония рухнет со страшным грохотом, как подорванное высотное здание. И это произошло.

Единственные, кто кое-как сохраняют спокойствие, – это Дэлмар и Мардж. Они изо дня в день помогают нам справиться с удушающим отчаянием.

Сегодня последний день нашего визита. Мы с горечью в душе пакуем сумки, проверяем сохранность документов. Внезапно в комнату заходит Мардж и предлагает нам немного посидеть в их маленьком саду и выпить кофе. Эдриан, Фелис и Дэлмар в это время находятся в больнице с Карли, на диализе.

В Харви-Бей вновь вернулась спокойная, солнечная погода. Обстановка вокруг нас не может не радовать все органы чувств: сладкий аромат цветов кружится в вальсе с летним ветром, птицы без устали поют, их трели едва нарушают порхание нарядных бабочек и жужжание трудящихся шмелей.

– А как будет по-французски «замечательный день»? – спрашивает Мардж.

– Belle journee, – отвечает Брис.

Мардж пытается повторить, но у нее слабо выходит.

– Наверное, у меня самое скверное произношение, – смеясь говорит она.

– Абсолютно не согласен. У тебя хорошо получается, – подбадривает Брис.

– Меня интересует один вопрос: вы уже столько дней здесь находитесь и ни слова не сказали о своем центре, почему?

– Да что про него рассказывать? – отвечает Том. – Это всего лишь несколько корпусов, набитых инвалидами, большинству из которых за пятьдесят. Там очень тихо, словно на кладбище.

– А когда кто-то умирает, что случается нередко, становится еще тише. Это самые страшные дни, – добавляет Брис.

– А еще каждое утро вместо будильника по радио играет музыка, которая поначалу сводила меня с ума, – говорю я.

– И нельзя не упомянуть про прекраснейшую кухню, – хохочет Андреа.

– Неужели там настолько все плохо?

– Нет, – резко отвечаю я, – на самом деле это всего лишь незначительные мелочи, к ним быстро привыкаешь.