Мы с тобой разные (СИ)

Первый удар пришелся прямиком в солнечное сплетение. От дикой боли я стал складываться пополам, но рука парня схватила за шиворот моей рубашки, заставляя стоять на ногах. Еще один удар, в живот. Пресса как не было, так и нет, поэтому столь нежное прикосновение вызвало гамму боли по всей передней поверхности тела. Боль, я только ее и чувствовал.

- Я ненавижу таких, как ты, - тихо заговорил Паша. – Омерзительно.

После этих слов я полетел на пол. Все было бы ничего, если бы я довольно прилично не стукнулся головой об подоконник. Еще бы чуть-чуть, еще бы миллиметр, и это был бы висок, и это была бы смерть.

Что ж, именно о ней я стал мечтать больше всего, когда парень зарядил ногой по все тому же животу. Острая боль, сдавленный кашель, спутанные мысли... Я согнулся, чтобы хоть как-то унять адскую боль, и поплатился за это сполна – ботинок пришел по рукам. Я зажал губу зубами, чтобы не застонать и стерпеть, зажмуриваясь, чтобы не видеть, как Паша заносил ногу для очередного удара, чтобы хоть как-то сдержать слезы.

Били меня давно и часто, поэтому в последнее время боль стала моим верным спутником, я научился принимать ее, хоть и без особого на то желания. Но с каждым новым ударом, которым меня одаривал одноклассник, он загонял меня все глубже в себя. Мир слишком жесток, у них получилось убедить меня в этом. Такому ничтожеству остается только терпеть.

- Это тебе за то, что из-за тебя надо мной смеялись, – прошипел сквозь зубы Паша, ни на секунду, казалось, не сбавляя темп. – Эй, Дэн, доставай камеру – хочу оставить на долгую память этот прекрасный момент.

Позор. Теперь еще и камера.

Я просто уже не знал, как по-другому защититься: рук я давно не чувствовал, живот вместе с грудной клеткой салютовали пронзающей болью, изо рта шла кровь и смешивалась со слюнями и слезами на полу... А Паша все бил, бил, бил... Не было конца его жестокости, не было предела ненависти... Мне ничего не оставалось, как крутить в голове одну и ту же фразу: «Через два года все закончится, все будет хорошо, все закончится...»

Господи, помоги мне...

- Ха... - выдохнул парень, отходя на несколько шагов от меня. Неужели, это конец? Странно, что я еще жив. – А теперь разукрасим личико.

Нет, это была всего лишь передышка, парень наслаждался моими страданиями и смаковал их. Так просто я не уйду сегодня...

Я не знал, как объясню маме свой внешний вид. Ох, как же я не хотел ее волновать!..

Паша схватил меня за ворот рубашки и вздернул вверх. Я уже не мог ни двигаться, ни ясно соображать, да и видеть я толком ничего не мог, поэтому повис, словно тряпичная кукла, готовая уже ко всему...

Голова, руки, губа, нос... что следующее, где мой мучитель поставит очередной синяк, чтобы я об этом моменте больше никогда в жизни не забыл?..

Два года...

Осталось всего два года потерпеть...

Как я устал. Просто устал. Хотелось лечь прямо в этом туалете, у этой стены, пол возле которой был заляпан моей собственной кровью, остаться тут навсегда, больше не выходить во внешний мир, где я уже три года терплю унижения... Просто лечь и никогда не шевелиться. Может, тогда от меня отстанут? Хотя мне будет уже все равно...

- Что здесь происходит?

Ну вот, уже галлюцинации. Слуховые галлюцинации и боль. Вряд ли кто-нибудь пришел бы сюда: Паша делал свое дело тихо, да и я не стонал, дабы не нарваться на еще большие грубости. Никто не мог прийти, это всего лишь плод моего отчаявшегося сознания...

Мне надеяться было не на что, мне оставалось вытерпеть только вот это и еще два года... Через два года все будет по-другому...

- Явеев, немедленно отдал мне телефон! Ульянов, а тебе сегодня все-таки придется пообщаться с директором... Хотя, нет. Лучше с Инной Витальевной, - все-таки, кажется, это были не глюки. Меня вновь спас Роман Васильевич. – Тебя это тоже касается, Явеев.

- Что? – возмущенно воскликнул Денис. – Мы ничего не делали! Мы пописать зашли, а тут эта мелочь валяется!

- К завучу! Живо! Иначе я сообщу вашим родителям, как вы «развлекаетесь»!

Раздались поспешные шаги и хлопок двери. Я судорожно вздохнул и смог наконец-то расслабиться. Кое-как приподнявшись с холодной и окровавленной плитки, я поднял глаза на мужчину. Он, нахмурившись, стоял в паре метров от меня, сложив руки на груди, и помогать мне не собирался. Не выдержав его тяжелого взгляда, я отвел глаза в сторону и попытался подняться. Все тело тут же отдалось глухой болью. Изо рта само собой вырвалось мычание. Ужасно хотелось завалиться назад, на пол и дожидаться своей кончины, но я упорно пытался подняться. С пятой попытки мне это удалось. Пошатываясь и прижимая правую руку к животу, я доковылял до раковины. Открыв кран, подставил левую кисть под холодную воду, смывая кровь. Пальцы на руке почти не слушались, онемев от боли. Я с досадой поглядел на изуродованную тыльную сторону ладони. И как теперь объясняться перед мамой?