Он стал вызывать во мне восхищение. Когда он не видел меня, когда не замечал или думал, что меня нет рядом, он становился совершенно другим. Вместо милой улыбки – насмешливая ухмылка, вместо сердечек в глазах – тот самый огонь, что я видел в его глазах в конце седьмого класса. Он больше не прятал взгляд в пол, а уверено смотрел в лицо всем, кто смел его обидеть. Но, главное, он начал отвечать... Он не применял кулаки, что было вполне понятно. С седьмого класса Рома почти не вырос и мышечную массу не набрал. Как был задохликом, так им и остался. И он, кажется, это понимал, поэтому действовал хитро, умно и пользовался только словами, своими острыми ответами моментально ставя противника в тупик. И хоть он казался храбрым и уверенным в себе, я видел, что он боится. Особенно ясно это было видно в тот момент, когда Рома пригрозил Денису полицией. Я видел, что как только на него перестали смотреть все ученики, что в тот момент были в классе, он задрожал всем телом, а его грудь лихорадочно поднималась и опускалась от быстрого дыхания. Он был до ужаса напуган, но мастерски прятал свой страх. И я как-то поймал себя на мысли, что такой Рома мне нравится, и было бы неплохо стать с ним друзьями. Но стоило ему меня увидеть, как он превращался в противного педика, которого хочется утопить в Марианской впадине...
Я был готов на все, что угодно, лишь бы он отвязался от меня, поэтому дал ему конфеты, когда попросил. Прямо как откупные в детском саду. И, кажется, я ошибся, когда решил еще, чтобы наверняка парень от меня отвязался, подарить ему и цветы. Он лишь сильней стал цепляться ко мне... Но ведь не зря говорят, что человек может привыкнуть ко всему. Постепенно я привык к вечному Роминому присутствию, а когда рядом оказывался еще и Денис, так это вообще было получше любого комедийного шоу, поэтому я стал специально подстраивать их встречи, чтобы понаблюдать, как они ругаются, ведь тогда Рома становился другим, тем, который мне нравится.
И как-то совсем незаметно для меня граница между тем Ромой, который меня бесил, и тем, который восхищал, начала стираться. И из моей головы вдруг вытеснилась мысль, что парень является гомиком. Он вдруг стал просто одноклассником, почти приятелем. Мы с ним общались даже лучше, чем раньше в седьмом классе.
И в моей голове стали появляться мысли, которых не должно было там быть...
Я запутался...
Потерялся...
Испугался...
И когда какие-то уроды вдруг назвали нас с Ромой парочкой педиков, у меня просто сорвало крышу. Эмоции, переполнявшие меня весь месяц, решили вырваться наружу, и под раздачу попал Рома... Это было как истерика... Только вместо слез – кулаки. Я был зол. Безумно зол на Рому, на тех уродов, на весь мир сразу. И почему-то я был в отчаянии, словно загнанный в угол зверь, а в голове билась одна мысль «достал, достал, достал...». Я не мог понять, боюсь ли того, что меня могут посчитать геем или нет. Не мог понять, важно ли для меня мнение окружающих или чихать я на них хотел. И я был напуган всей этой неразберихой, что творилась у меня в голове, я нес какой-то бред, пытаясь оправдать самого себя в своих глазах, а Рома только сильней нарывался... И я вдруг почувствовал себя таким слабаком и ничтожеством. Ко всем одолевающим меня чувствам еще примешалась и зависть к силе духа парня. Он восхищал. Ненавижу его...
Он восхищал, да.
Я не могу передать те эмоции, что испытал в тот момент, когда увидел его на следующий день в школе. Он вел себя со мной, как ни в чем не бывало, а мне было противно. Я себе был противен, поэтому я стал избегать парня. Но, судя по его упорству, с которым он продолжал меня преследовать, я понял, что здесь не все так чисто. Когда однажды я закрыл его в туалете, в отместку он приковал нас друг к другу наручниками. Рома собирался отомстить. Это было ясно, как день. Поэтому, когда он после своего выступления ушел за сцену, я зааплодировал ему, толкая сидящих рядом, а затем народ уже сам очнулся, начав выкрикивать совсем недвусмысленные предложения. Но мне было как-то наплевать. Рома ведь старался. Он заслужил свои овации...