Мы стоили друг друга

— Юля! Тебя! Девушка!

— Алло, алло! — кричал Юлька.

На меня напал столбняк.

— Алло! — Он не вешал трубку, он выжидал.

Я молчала. У меня пропал голос. Я первая положила трубку. Мне стало легче: почему он не повесил трубку? Он ждал, ждал, он так хотел кого-то услышать! Мать сказала, что девушка. Он ждал меня! А почему именно меня? Что, у него теперь нет знакомых девушек? Да полно у него девушек! Любых! Он теперь работает в лаборатории своего отца, его отец шишка. А эта девица, наверное, была вместе с ним когда-нибудь в пионерском лагере — он ведь рассказывал, как был однажды влюблен в какую-то там, в пионерском лагере. А я-то жду его! Просто я Квазимодо. И все. Я подошла к зеркалу: косицы с бантами, дура, идиотка. Заржавленные ножницы лежали на подзеркальнике. Я взяла их и ампутировала обе косицы, прямо с бантами.

— Что ты делаешь? — в коридор выскочила Hаташка.

— Ничего. Подровняй.

Клочья волос сыпались прямо на пол. Явилась умная Тамара и сказала, что неровно. Взялась подровнять. Когда наконец было признано, что теперь ровно, я оказалась оболваненной почти наголо.

— Теперь я не пойду на свадьбу, — сказала я.

— Ну и зря! — сказала умная Тамара. — Ты не представляешь, какая получилась эффектная стрижечка!

Тамара всегда знала, что нужно сказать.

Раздалось два звонка. Это ко мне. Кто бы это мог прийти сейчас ко мне?

Я открыла дверь и увидела три темные фигуры.

— Привет… — Один был Юлька.

— К Наташке четыре звонка, — сказала я.

— А я не к Наташке, мы все к тебе… Знакомься…

Два парня по очереди протянули мне руки, при этом что-то пробурчав, чего я не разобрала.

— Зачем это вы ко мне? — глупо спросила я.

— Воскресенье, — сказал Юлька.

— Ну, проходите, а мы тут, между прочим, пьем.

— Ого! Ты подстриглась? У тебя идеальная форма головы, — сказал Юлька.

Юлька был другой. У него было спокойное выражение лица, он не заболтал суетливо, как обычно, ему не мешали руки. Когда мы шли по коридору, он обнял меня за плечи, будто так и полагалось. Заметив мой страх и изумление, он сказал:

— Что, предки дома?

— Н-нет.

— Тогда все о’кей! Проходите, ребята.

Он открыл дверь и пропустил ребят вперед. Сам задержался, сжал мое плечо.

Я не воспринимала происходящее как реальность. Я думала, что либо это сон, либо… Юлька пьян.

— Привет, — сказал он Тамаре и Наташке, не удостоив их взглядом.

Парни вытащили из карманов две бутылки портвейна.

— Хо-хо! Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец! — сказала Наташка.

— Что за детский смех на лужайке! — сказал Юлька. Он и не думал проявлять по отношению к Наташке былой любви застарелого друга детства.

Наташка, как и я, уставилась на него изумленно. Он все еще обнимал меня за плечи.

— Располагайтесь, ребята, — сказал Юлька, будто это не ко мне, а к нему пришли.

Происходил какой-то спектакль, свою роль в котором я еще не понимала.

— Ты не против, что я пришел к тебе с друзьями? Это мои лучшие друзья, — сказал он мне.

— Я очень рада.

Рада! Это не то слово. Я была счастлива и не могла этого ни от кого скрыть!

Юлька нахально полез в буфет, достал еще рюмки, хлеб, пару луковиц.

— Может, еще чего надо? — спросила я.

— Надо, чтоб ты сидела и никуда не убегала. Что мы сюда, жрать пришли?

Умная Тамара смотрела на все происходящее со священным трепетом.

— Может… я там… картошки поджарю… или чего? — сказала она наконец.

— Сиди, ты нам не мешаешь! — сказал Юлька.

Мы все одновременно молча выпили вино.

— У тебя есть музыка? — спросил он.

Я проковыляла через всю комнату, включила радиолу. Подумала, что пора бы перестать улыбаться, но улыбка не отклеивалась от лица. От этой улыбки уже болели губы и зубы.

— Зачем эта полная иллюминация? — Юлька зажег настольную лампу (судя по точности его движений, он не был пьян), погасил верхний свет.

Запретная вечеринка с притушенным светом. Впервые в моей жизни такое. В школе — девчоночий класс, на работе — все уже взрослые для того, чтоб тушить свет.

— Что случилось? — спросила я.

— То, что случается на каждом шагу, моя девочка… — важно сказал он.

Я хотела сказать ему, что «я не девочка, и не твоя», но лицо его было так невыносимо близко от моего лица и это было так чудесно, так невероятно, что мне не захотелось ничего говорить…

— Поставьте быстрое-быстрое… — верещала Наташка, — Маша умеет быстрое… Чарльстон поставьте!

— Повторите то же самое, — сказал Юлька.

И его послушались. Почему-то нельзя было его не послушаться.

— Давайте еще выпьем! — не своим голосом крикнула я.

— Не надо нам, — сказал Юлька тихо, увлекая меня в самый темный угол. — Вы, ребята, пейте, а мы не хотим…

— А мы… что? — спросила я.

— А мы вот что, — сказал он и поцеловал меня. Даже не поцеловал, а скорее укусил.

Мы не танцевали, а стояли и ошарашенно смотрели друг на друга. У Юльки был такой вид, будто он и сам от себя не ожидал подобного…

На тебе сошелся клином белый свет,
На тебе сошелся клином белый свет,
На тебе сошелся клином белый свет,
Но пропал за поворотом санный след…