Мы стоили друг друга

Я поняла, что делается с Юлькой. И хотя у нас с ним никогда не было так просто, чтоб я могла сама подлететь к нему, схватить за руку… нет, это было его право — право мужчины, мы все еще были несколько «на вы», мы все еще мучительно привыкали друг к другу, — но я все-таки подлетела к нему после танца, села рядом и сказала, что мне скучно. У Юльки сразу же стало такое лицо, которое как будто говорило: «Теперь вам ясно, почему я выбрал такую девушку?»

И я, представив себя на месте парней, поняла, почему им так часто хочется его просто-напросто побить.

Это чуть не произошло в тот же вечер. Один из них, кажется его звали Вовкой (он нравился Наташке), явно был в этой компании за главаря. Его слушали (он говорил вообще-то муру), ему подчинялись, под его дудку плясали.

В нашей школе этого Вовку не считали бы за человека, но в Юлькиной он был главным. У нас царили головастенькие рахитики, которые еще на школьной скамье решали какие-то там не разрешенные до них задачи …надцатого века. В Юлькиной уважали силу. Этот самый Вовка имел разряд по самбо, и на каких-то состязаниях занял второе место среди юношей.

Лично мне этот Вовка даже понравился. По крайней мере нравился до тех пор, пока не наболтал лишнего. Помню, похвалялся он какими-то там невиданными победами над женщинами. Теперь я понимаю, что это было абсолютное вранье, да еще и непрофессиональное. Помню, говорил он про какую-то безумно страстную женщину, влюбленную в него до потери сознания. Якобы от страсти эта женщина кусалась.

Девчонки краснели и отводили глаза. Не краснела, кажется, я одна. Опять же потому, что много читала, и, как мне самой казалось, в совершенстве знала всю любовную теорию.

Но на самом интересном месте Вовкиного повествования Юлька вдруг прервал его:

— Эй, Вовка, а у тебя ведь первый разряд по самбо…

— Ну, первый! — отмахнулся Вовка, желая продолжить рассказ.

— И второе место по городу… — сказал Юлька.

Вовка, и так-то врущий из последних сил, уставился на Юльку ошарашенно, потеряв нить рассказа. По его лицу было заметно, что он ужасно удивлен: как это такой вредный и коварный Юлька вдруг вздумал ему публично льстить!

— Ну, второе, — небрежно сказал Вовка, будто это для него ничего не значит.

— Так ты бы и хвастался тем, что у тебя и правда есть. А ты хвастаешься тем, чего нет и не было. Вот петух-то еще…

Вовка не сразу сообразил, что его оскорбили. А когда сообразил, двинулся на Юльку.

Остальные парни не рвались вмешаться. По-моему, им просто надоело Юльку лупить.

Я встала между Вовкой и Юлькой.

— Отойди, — сказал Юлька.

Но я и не подумала отходить. Ведь именно сейчас я любила Юльку как никогда. Ну хотя бы за то, что несколько дней назад он кукарекал точно так же, как Вовка сейчас, и если сейчас он осадил Вовку, то ведь только потому, что это я, я научила его не кукарекать.

Он послушался меня. Он понял меня. Первый человек в моей жизни, который послушался меня. Да как же я могла позволить кому-то его ударить?

Вовка стоял напротив меня и через мою голову строил Юльке угрожающие рожи.

Я обернулась к Юльке: его лицо было простым и спокойным, не деланно спокойным, а по-настоящему спокойным.

— Отойди, — ласково сказал мне Юлька.

— Дурак! — крикнул Вовка. — Если б не твоя девчонка, я бы из тебя блин сделал. Погоди, через пару недель она тебя бросит — посчитаемся.

— Умный! — ответила я Вовке.

— Не надо, Машенька… Пошли отсюда, — сказал Юлька так же ласково.

Это не было бегством — он прошествовал через всю комнату медлительной, развинченной походкой. По лицам парией я видела, что они еле сдерживаются, чтоб не ударить его в спину.

Мы пошли в мою комнату.

— Никогда, — сказал Юлька, — слышишь, никогда не защищай меня. Да можешь ты понять, чертова кукла, что пора быть женщиной! Не смей за меня заступаться, тебе ясно? Не лезь, где тебя не спрашивают.

Он был взбешен. За что-то он меня ненавидел.

— Убирайся вон, — сказала я, — и больше не приходи.

— Сей момент… иди, веселись без меня, там тебе лучше… с теми…

— И правильно, если б тебя побили…

Он ушел и хлопнул дверью. Я выскочила за ним следом и закричала:

— Юлька, не уходи от меня… Юлька, я не хотела!

Но он и не думал возвращаться.

…Мы поссорились. Как надо мириться — я не знала. Совета можно было спросить только у Наташки, потому что ведь она знакома с Юлькой давно. Но своего мнения у Наташки не существовало, в наперсницы она не годилась.

— Он дрянь, дрянь, — говорила я.

— Дрянь, — эхом откликалась Наташка.

…— Дрянь, дрянь, — говорила я.

— Дрянь, с детства дрянь… Бяка, — говорила Наташка.

— Нет, он не дрянь, он лучше всех, — говорила я.

— Вообще-то он хорошенький, — соглашалась Наташка. Она, как Людоедка Эллочка, знала не так много слов. Хорошенькими она называла трусики и хорошеньким же — Юльку.

— И никакой он не бяка, он просто всегда сам по себе…

— Но ведь все же его так звали. Не может же быть, чтоб он один был хорошим…

…А Юлька не приходил уже вторую неделю. И я не помню, как я жила все это время: я роняла вещи, проезжала мимо нужной остановки, а найдя под диваном осколок разбитой нами рюмки, целовала холодное стекло.