Он не знал насколько все затянулось. Счет времени был потерян. Тело затекло. Каждый раз, когда этот садист Куротцучи втыкал в кожу красящую иглу, пронзительная боль пробирала до костей. Ичиго старался молча терпеть, хотя его плечи, лопатки и позвоночник просто гудели от боли. Проклятый сумасшедший ученый наверняка сознательно не использовал никакого обезболивающего. Все это было похоже на изощренную пытку, которой не видно конца.
- Ну и много же с тобой возни! – наконец нарушил гробовую тишину капитан двенадцатого отряда – Я закончил. Встанешь, когда я скажу.
- Сколько времени прошло? – спросил Ичиго.
- Больше суток, как раз отсюда и пойдешь на это сборище в первый отряд, - отозвался Маюри.
- Больше суток? Что вы со мной делали?
- Ладно, вставай, - махнул рукой капитан, - там зеркало в углу, можешь посмотреть.
Ичиго встал и прошел в тот самый угол. Из зеркала на него смотрело привычное изображение, только плечи теперь, спирально закручиваясь, покрывала сложная вязь непонятных символов, походящих на иероглифы. Повернувшись спиной, он смог разглядеть, что символы продолжаются на лопатках и спускаются вдоль позвоночника. «Ну спасибо, что не кролики Чаппи», подумал Ичиго, усмехнувшись.
- Насмотрелся? – крикнул капитан Куротцучи – Одевайся и вали отсюда, у меня есть еще дела, итак на тебя столько времени убил.
Повторять дважды не пришлось. Куросаки схватил косоде, быстро оделся и поспешил в первый отряд.
Громкие голоса и шум были слышны даже в коридоре. Подходя ближе к раскрытой двери, Ичиго все отчетливее слышал как браняться Иккаку и Ренджи, как требует ей налить Рангику-сан, как Кенпачи пытается раззадорить Бьякую, надеясь на драку. Когда он вошел, то понял, что здесь весь уцелевший после Войны высший офицерский состав, но также и незнакомые лица.
- Эй, Ичиго, иди к нам! – закричал Иккаку, отпихивая Ренжджи в сторону, - мы заняли тебе место!
Пройдя вдоль стола, он пристроился между друзьями. И понеслась… Раньше ему приходилось пить разве что пиво, и то пару раз в жизни. Здесь не было никаких понятий о совершеннолетии и распитии алкоголя не достигшими этого самого возраста подростками. Два этих идиота, что сидели по бокам от него, заставили Ичиго выпить несколько стопок саке, и в скором времени он понял, что опьянел. Это чувство дурацкой и шаткой легкости накрыло все тело и затуманило разум. Они смеялись, говорили о чем-то (он уже слабо понимал о чем), и пили. Вскоре он понял, что ему надо выйти во двор, проветриться. Не обращая внимания на недовольные возгласы друзей, Ичиго встал и нетвердой походкой направился в сад.
Вечер сразу окутал его прохладой и слегка проветрил голову. Луна застыла в небе огромным шаром и освещала безмолвный сад. Сойдя со ступеней, Ичиго пошел по тропинке вдоль пруда к старой огромной сливе, что царапала небо своими крючковатыми ветвями с редкой листвой. Достигнув своей цели, он сел на траву у ствола, привалившись к нему спиной. Закрыл глаза и слушал, как шелестят на ветру листья. Этот спокойный шорох умиротворял и дарил спокойствие метущейся душе.
Где-то сверху вдруг хрустнула ветка. Ичиго очнулся от оцепенения и резко вскинул голову вверх. На толстой сливовой ветви над ним он, несмотря на все еще не прошедшее опьянение, отчетливо различил тонкую темную фигуру. Эта фигура, на секунду застыв, смазанной тенью скользнула с ветки на землю перед ним. Он молча смотрел на неподвижную, одетую в обтягивающую черную форму, несомненно, девушку. Лицо ее закрывала маска, в свете луны он мог разглядеть лишь огромные зеленые глаза. В тишине они сошлись взглядами. Ичиго попытался встать, но проклятое саке, что так щедро наливал ему Ренджи, не позволило – тело не желало покидать расслабленную позу. Черная тень вновь смазалась в движении и те самые зеленые глаза, от которых он не мог оторваться, неожиданно оказались прямо у его лица. Теперь, заворожено глядя в них, Ичиго различал все оттенки зеленого. Странным образом в голове не осталось ни одной мысли, наверно всему виной был проклятый алкоголь. Ощущая тяжесть чужого, сидящего на нем тела, Ичиго не мог пошевелить и пальцем. А может и не хотел. Хрупкая ладонь легла ему на плечо, и он, все так же молча наблюдал, как незнакомка второй рукой сорвала черную маску с лица.