Мы - такие!

По-панскому — интервенция, а по-нашему — убийство! Сколько селянских костей позапахано на нивах украинских, сколько их еще белеет по оврагам, лесам, по балкам и буеракам?!

По-пански — интервенция, а по-нашему — пожары, реквизиции, контрибуции, издевательства, пытки, грабежи, мобилизации…

Сколько пошло наших сел огнем и дымом?! Сколько разного горбом, потом да кровью нажитого добра селянского съедено, изгажено, перепорчено этими контрибуциями и реквизициями?! Сколько мордовали, пытали, грабили паны и наймиты ихние по городам и местечкам, по селам и хуторам?!

А мобилизациями разными разве мало наше крестьянство утратило времени своего дорогого?! А подводами?! А бегством в камыши, в болота от "благодетелей" народных?!

По-ихнему интервенция, а по-нашему:

— Караул! Спасите, кто в бога и в черта верует!. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вот такое то слово "интервенция"… Страшное слово! Не слово, а чума…

Так что, так и подарить?! Все это простить панам и паненятам?

Слишком богатый подарок…

Когда их турнули да имения отняли, так — доля ты моя — какой гвалт поднялся:

— Верните!

А мы все это опишем, подсчитаем, проверим да:

— Возвращайте и вы!

Кто кого ограбил? А?. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вот и подсчитывайте, обращайтесь в комиссию, что называется "Помощь жертвам интервенции"…

Пусть знают и они, что это за слово такое:

"Интервенция".

1924

Перевод И. Собчука.

О рыцарях, что животы своя на алтарь отечества великого собрались было положить

И бабахнуло в Сараеве…

И опрокинулся эрцгерцог…

И опрокинулись эрцгерцог австрийского престола апостольского, и пошел из них апостольско-эрцгерцогский дух…

И заворочалось…

И увидели дружественные державы, что у каждой из них нации угнетены… И нарушена во всех основах своих справедливость…

И начали державы нации эти подневольные освобождать и справедливость ту нарушенную восстанавливать…

Прицепляли справедливость ту к остриям штыков, к сорокавосьмисантиметровым снарядам и посылали их в соседнюю державу…

И наполняли справедливостью той и вызволением подневольных наций баллоны с газом, шипели справедливость и освобождение наций, туманом лезли через овраги, через буераки, через балки, через окопы в соседнюю державу, в очи, в нос и в рот угнетенных наций…

"Вызволяли" подневольные нации…

И гаркнули с высокого престола миропомазанник божий:

— Отечество в опасности!!

И поднялось дворянство:

— Спаси, господи, люди твоя.

— И благослови достояние твое.

— И "победы даруй"…

И кадили, кадили, кадили…

Кадили на "просительных", кадили на "благодарственных"…

И гул гудел дворянский от "Алтая до Кавказа, от Амура до Днепра":

— До последней капли крови!

— Животы на алтарь отечества великого! Все животы!.. Покладем! Покладем! Покладем!

И стройными шеренгами пошли животы в фуражках с кокардами и алыми околышами на алтарь отечества, великого и неделимого отечества…

Пошли животы дворянские и дорогой приустали…

И сели животы дворянские отдыхать в земском союзе, в городском союзе, в военно-промышленном комитете, в Красном Кресте…

И сделались животы дворянские земгусарами. С погонами, в галифе и в сапогах со шпорами…

И защищали великое отечество.

Защищали, земгусарскими саблюками размахивались, земгусарскими шпорами позвякивали…

И громким гулом отечество наполнялось:

— И жен отдадим! И жен для отечества!

— И детей отдадим! И детей для отечества!

И жены ихние и дети ихние отмобилизовались. И жили себе в поездах, в госпиталях, в складах — патронессами…

Жили — воевали, от врага лютого защищались, земсоюзными пайками кормились…

И распевали тонко и распевали толсто:

— Спаси, господи, люди твоя…

— И благослови достояние твое…

— И "победы даруй"…

Аж до "победного конца"… . . . . . . . . . . . . . . . . .

Тысячи тысяч крестьянских, тысячи тысяч рабочих трупов.

А над ними пьяное:

— Спаси, господи, люди твоя.

— И благослови достояние твое…

И ладан, и смирна, и восковой чад.

Тысячи тысяч беженцев желто-зеленых и тысячи тысяч детских головенок — и долинами, и речками, и шляхами, и дорогами…

…Победу благоверному над супротивныя даруй…

И земгусарский всероссийский посвист… . . . . . . . . . . . . . . . . .

Животы несут… Все, какие только дома поотыскались: и старые животы, и молодые животы, и женские, и детские… . . . . . . . . . . . . . . . . .

Так и не донесли.

В земгусарах задержались.

Полверсты, может, только до алтаря и осталось.

А хорошие были животы: упитанные, плотные.

Так ни на что и перевелись.

Как напала после Октября на прекрасные животы "барыня"…

До сих пор бегают…

Только уже острыми те животы сделались, исхудали.

И алтаря нет.

Некуда положить.

1924

Перевод И. Собчука.

Когда-то и теперь

Что, если бы когда-то, при царе, во время какой-нибудь переписи, спросили бы тебя:

— Ты какой национальности?

А ты взял бы да и брякнул:

— Украинец!

Вот так штука была бы! И пристав мчался бы с колокольчиками, и исправник тарахтел бы с пристяжными — чтобы на такое диво дивное подивиться — на живого украинца.

А губернатор одну телеграмму отстукал бы исправнику:

"Доставить мне это чудо-юдо в губернию",