Вот уж проели-пропили все, что от нас повывезли, и снова в ту сторону поглядывают, где Украина. Поглядывают и видят зеленые нивы, крепкие хозяйства и много-много косцов и пахарей, жниц да полольщиц.
Снятся панам их былые сады, резвые кони, горы сала, масла и меду, сундуки с червонцами.
И точь-в-точь, как утопающий за соломинку, они за последнее цепляются.
А может, мол, хоть что-нибудь перепадет из былого добра…
Письма крестьянам пишут.
Хочется им, видите ли, знать, как там их хутора, их имения, что в них да кто в них
Никак примириться не могут с тем, что все это уже не их.
Все еще купчие перепрятывают, любуются на них каждое утро и вечер каждый, молятся на бумаги, потому что нет для этих господ на свете ничего дороже, чем купчие.
И острым гвоздем в головах помещичьих засело:
"Все еще может быть… все еще может…"
Получил крестьянин Балковой Г.К. письмо от своего помещика, который в Польшу сбежал, — от Бубулы.
Пишет пан Бубула:
"Забудем, что между нами было, мы уже все забыли, претензий к вам не имеем, а так как вы на нашей земле осели, мы предлагаем вам эту землю купить. У нас и купчая на руках, так напишите ж нам, как вы смотрите на такое наше предложение…"
Купчая, видите, у них на руках, значит, и хутор их…
Вот и написать бы им:
"Дорогой наш, незабвенный пан!
Купчая у вас, а земля у нас. Вы себе сейте пшеничку на купчей крепости, а мы уж на земле сеять будем. На том и порешим.
Целуем вас от высокого неба и до сырой земли.
Будьте здоровы и не кашляйте.
С почтением".
Вот и все.
Будут с купчей хлеба или не будут — это еще бабушка надвое сказала. Ну а с землицы-то будут — это уж точно
1927
Перевод А. Тверского.
И мы — лорды!
Нет уж, что вы там ни говорите, а страна мы все-таки о-о-о-чень отсталая.
В хвосте мы, товарищи, плетемся, и в длиннющем хвосте…
Если сравнивать с заграницей, конечно.
Ох, и отстали же! Лет, поди, на пятьсот!
Бомбы там в 125 пудов весом делают, да в две сажени длиной, да в сажень шириной… Ахнет такая бомбочка — и десятисаженная ямища сразу вам…
Танки там уже летают. Имеет этакая "таночка" двенадцать пулеметов и две пушки. Пишут, что пятьдесят таких "игрушечек" за один раз могут дотла уничтожить такой город, как Нью-Йорк, Париж или Лондон.
Но это еще ничего. Это им необходимо, потому что они, все эти державы, дай бог им здоровья, — все они против войны, все они пацифисты и все они единодушно за "восстановление разрушенного войной мирового хозяйства".
А само собой разумеется, что без танка и без бомбы на сто двадцать пять пудов народного хозяйства не восстановишь.
Мы — головорезы, мы — висельники, у нас нет ничего святого, мы — похитители, так что нам, собственно, нечего заглядываться на их танки.
Потому что если все эти пацифисты сунутся "восстанавливать" наше хозяйство, все равно какая-нибудь сотня из какой-нибудь тердивизии выкрикнет:
— Даешь летающий танк!
И "дадим"… И будет эта "таночка" у нас летать…
Да станет еще смотреть на нее "казачище" в буденовке и ладонью будет "таночку" эту похлопывать:
— Что, голубушка, залетела?! Это тебе не Америка! Мы по-быстрому приземлиться заставим!
Так что танки будут у нас, когда надо будет…
Интереснее другое.
Возьмем, например, Англию.
Вот-вот перейдет там власть в руки рабочей партии…
Макдональд — премьер, остальные "рабочие" — портфели разные поразберут…
И что же?
А то, что не смогла рабочая партия большинства на выборах добиться, Макдональд тут же к королю и — стук-стук:
— Ваше величество, пожалуйте лорда! И коллегам — тоже что-нибудь в этом роде…
Вот что такое англичанин.
А мы?
Семь лет сами государством управляем, семь лет полновластные хозяева.
— А кто у нас правит?
— Товарищ Петровский!
— А кто он такой?
— Рабочий-металлист!
— А кто еще?
— Товарищ Чубарь!
— А кто он такой?
— Рабочий-металлист!
Или (еще лучше):
— Кто?
— Одинец!
— Кто он?
— Крестьянин!
— Имущественный ценз?
— Свитка, штаны ситцевые, шапка-ушанка, кошелка плетеная да посох.
— Ну что за власть?!
Дать ему немедленно "лорда"!
А на самом-то деле, жалко нам, что ли?!
Дать ему и лорда, и графа, и дона, и фона, и пэра!
Пускай тогда померятся с нами силами!.. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Это, по-моему, самое главное задание VIII съезду Советов!
1927
Перевод А. Тверского.