«Мы — там и здесь» [Разговоры с российскими эмигрантами в Америке]

— Да, но я ему сказала, что остаться не смогу. Это значило бы для меня бросить дочь, двух внуков и маму. Да и у него остаются на родине старики — отец и мама. Я считала: так обращаться со своими близкими нельзя.

— И что же он?

— Эммануил действовал в соответствии с еврейской пословицей: "Спроси у жены совета и действуй наоборот".

Ситуация в семье возникла критическая. Муж вцепился в свою идею: во что бы то ни стало пробиться в настоящие писатели, увидеть свои стихи и прозу опубликованными. Всё остальное отодвинулось для него на задний план. "Он несколько раз кричал мне: "Не хочешь оставаться, катись обратно в свою Денисовку!" Денисовка — городок, где я родилась и провела своё детство. Думаю, что, поднимая крик, он всё-таки сознавал: ни в какую Денисовку я от него не поеду, одного его не оставлю, — говорит Люба. — Когда мы уезжали из Советского Союза, о том же его просила его мама. Она, как и я, хорошо знала: в бытовом отношении её сын — человек неприспособленный. Поразмыслив над всем этим, я уступила мужу, уступила сознательно. Поняла: если разъедемся, плохо будет обоим".

По своей привычке решать финансовые проблемы самой Люба быстро сыскала семью, где была нужда в уходе за пожилой больной женщиной. Женщина лежала в Ньюйоркском госпитале, так что Любе и Эммануилу пришлось перебраться в этот город. Эммануила такой переезд вполне устраивал, где же ещё и состояться писателю, как не в "столице мира".

Любе встреча с Нью-Йорком принесла, наоборот, серьёзные переживания. Её первая хозяйка, еврейка с неважным характером, лежала в госпитале. Говорила она только на идиш, но была убеждена, что говорит по-английски и все должны её понимать. На этой почве в палате то и дело вспыхивали скандалы. Любе предстояло в своём лице совместить и няню и переводчицу. "Идиш я немного знала, — вспоминает она, — а по-английски ни бум-бум. Кое-как со словарём в руках, пыталась объяснять медсестрам и санитаркам капризы своей хозяйки и как-то смягчать наэлектризованную атмосферу." Так, буквально со слезами на глазах, провела она первые свои четыре недели американской службы.

Но не прошло и двух месяцев по приезде в Соединённые Штаты, как эта маленькая женщина уже обрела спокойный рабочий ритм: начала убирать квартиры американцев. Её добросовестность была быстро оценена хозяевами, и её начали рекомендовать, передавать из дома в дом. Сейчас у неё уже четырнадцать клиентов. Половина из них, люди, как правило, обеспеченные, доверяют ей ключи от своих квартир. Работая ежедневно по 5–6 часов, она получает наивысшую почасовую зарплату, принятую в нашем городе.

Но деньги деньгами, а как Люба чувствует себя душевно? Как воспринимает свою отнюдь не почтенную по российским стандартам службу уборщицы? "Мне важно, не чем я занимаюсь, — говорит она, — а как я выгляжу при этом в собственных глазах и в глазах окружающих. Всё, что делаю, я всегда делаю на высшем уровне. Это мой принцип. Американцы это понимают. Они знают и о моём техническом образовании и считают нынешнее положение нашей семьи временным. Верят, что мы, с нашим образованием и опытом, рано или поздно выбьемся. Мне целуют ручки и щёчки. Одна клиентка называет меня "профессором чистоты", другая говорит обо мне: "Вы настоящая леди."

Эммануил, как и его жена, без излишней стеснительности занимается с утра физическим трудом: развозит завтраки пожилым людям. Зато вторая половина дня полностью отдана творчеству. Два года назад он настоял на покупке компьютера. Сначала речь шла лишь о пишущей машинке (вордпроцессоре). Но потом возникла мысль об издании собственных и не только собственных стихов. Иначе говоря, о создании издательства. На осуществление этой идеи и уходит сегодня немалая часть семейных доходов. Но приносит она и радости. Особенно поднялось настроение у Эммануила, когда ему собственными руками удалось напечатать и издать, пусть и ничтожным тиражом, два сборника своих стихов. Люба ко всем этим расходам относится терпимо, как и ко всей литературно-издательской деятельности мужа. "Моральное состояние мужчины в доме важнее всего остального, — говорит она. — Конечно, подчас терпения не хватает. Ворчу, но потом уступаю. Что-то в душе берёт верх над рационализмом и бытовой расчётливостью. Может быть, чувство долга. Я знаю, что должна проявлять терпение, а порой и смирение…".

— Вы всё ещё верите, что произведения Эммануила будут признаны современниками серьёзной литературой? Или что он способен основать издательство, которое станет кормить вашу семью?

— Не знаю…. Не знаю…. Эммануил по характеру своему экспериментатор. Он не умеет останавливаться на достигнутом, снова и снова улучшает свои рукописи, совершенствует свою”компьютерную типографию". Это его жизнь. Я не могу стоять на пути его мечтаний.