Суровый полковник был совершенно прав: каждый случай – единственный. Нам было и проще и сложнее, чем московским подрывникам. Наша труба, конечно, пониже и спрятана в большей своей части внутри цеха, но зато снаряд не разделишь на сорок шесть частей и не рассуешь по заранее рассчитанным точкам. Лежит он на самой верхушке – там его и надо рвать. А он двухсотдесятимиллиметровый, фугасный, дает около трех тысяч осколков, разлетающихся на расстояние свыше двух километров (по прямой – чуть не до Невского!). Рядом – в десяти-пятнадцати метрах – непрерывно действующие цехи, площадка, где в огромных бутылях хранятся кислоты и другие агрессивные жидкости… Было над чем поломать голову…
Во второй половине дня мы мороковали уже коллективно – полковник прислал подкрепление: чернявого лейтенанта с саперными эмблемами на погонах и трех солдат. Впятером мы принялись за подготовку взрыва. Было решено произвести его на следующий день, под вечер, на стыке меняющихся заводских смен.
* * *
…С самого утра нас осаждали какие-то представители: из пожарной охраны, милиции, МПВО, соседних жилконтор, предприятий – кто только не приезжал! И всем надо было что-то разъяснять, обещать, показывать. Каждый непременно хотел лично побывать около злосчастной трубы лишь затем, чтобы именно там выразить свое удивление («Надо же, столько лет!..») и получить самую подробную справку о наших планах и прогнозах на возможные неприятности. Впрочем, каждого из них можно было понять: люди не меньше нашего беспокоились за результаты этого опасного эксперимента. Но легче от их беспокойства почему-то не становилось.
Пока солдаты вместе с заводскими рабочими возились в цехе (они сооружали около снаряда площадку, на которую выкладывали мешки с песком, чтобы хоть чуточку локализовать осколки), я с членами комиссии бегал по заводу, уточнял, что надо убрать, что защитить, где выставить оцепление…
Неожиданно приехал полковник. Я столкнулся с ним около проходной. Завидев меня, он сделал удивленные глаза и запричитал:
– Вот, черт, склероз проклятый! Ты ведь и в самом деле подумаешь, что я к тебе как контроль и помощь. Да нужен ты мне, брат, очень! У меня и без тебя делов… Ехали мимо, а Степан Терентич, – он погрозил пальцем пожилому своему шоферу, а тот весело и озорно подмигнул мне, – взял да и. завез. Я и оглянуться не успел. Ну уж ладно, коль приехали, дай полюбопытствовать, где он у тебя, снаряд-то. Покажешь?
В цехе он с интересом осмотрел наше сооружение, над которым в поте лица трудились солдаты, попросил («у молодежи поучусь на старости лет…») мои расчеты. Хмыкал, удивлялся, прикидывался непонимающим и дотошно требовал разъяснений. Пару раз благодаря его «наивным» вопросам я, смущаясь, вносил коррективы в труд, занявший полночи. Наконец полковник угомонился и так же неожиданно, как приехал, исчез.
Начался самый хлопотливый этап подготовки. В четвертом часу по территории завода забегали милиция и представители администрации. Рабочих предупреждали об обязательном удалении в безопасную зону. Мы с главным инженером и начальником охраны занялись разметкой ее границ. Все проходы должно было занять оцепление.
В половине четвертого из цехов и мастерских потянулись люди. Смешливые лаборантки пошучивали над нашими солдатами. Молодые рабочие храбрились вовсю и не хотели уходить. Пожилые шли молча, нисколько не показывая своего интереса к происходящему. А в общем создавалось впечатление праздничного дня, где мы играли роль затейников.
Без двадцати четыре оцепление заняло свои места, и мы с работником милиции, начальником охраны и инженерами пошли проверять «опасную зону». В помещениях было пусто, но завод продолжал работать: гудели невидимые машины, периодически где-то что-то с шумом обрушивалось, и тотчас раздавался резкий, пронзительный звонок. Мы торопили опаздывающих одиночек и торопились сами – в половине пятого должен был прогреметь взрыв. В четыре я последний раз проинструктировал начальника оцепления и направился к цеху.
– Одну минуточку, – загородил мне вдруг дорогу запыхавшийся главный инженер. – Ради бога, извините. Совершенно завертелся, закрутился и забыл… Разрешите только двух человек… Вон в то помещение. Они за приборами присмотрят, и больше никуда. У нас же непрерывный процесс… Как бы чего…
Седой, уважаемый человек смотрел просяще, и я не знал, что ему ответить. Было неловко за свою нерешительность. И боязно за нарушение выстраданной программы.
– Пойдемте… Взглянем… – как можно независимее пригласил я главного.
Осмотр места, где нужно было оставить рабочих, совершенно меня успокоил: за двумя капитальными стенами, одна из которых не имела даже оконных проемов, можно было чувствовать себя в безопасности.
– А-а, что с вами делать! Давайте сюда ваших наблюдателей. Припугнем их только хорошенько…
Два молодых, крепких парня все понимали. Конечно, они будут сидеть «как мыши», и из-за этой стены внутрь цеха выйдут, разумеется, не раньше, чем через пятнадцать минут после взрыва. Короче, мы остались довольны друг другом.