Мы уходим последними… Записки пиротехника

– Товарищ генерал! Личный состав отряда разминирования занимается подготовкой к обезвреживанию фугаса, обнаруженного в насыпи сто шестого километра железной дороги Ленинград – Москва.

Сколько раз ходили здесь люди! Сколько смотрели, искали, работали! Но кого упрекнешь, если вырытый в стороне от рельсов колодезь далеко ушел под многометровую насыпь, если был он прикрыт тяжелыми шпалами, если сверху уже выросли и успели постареть кусты? Попробуй найди такую запрятку, попробуй выищи это единственное место! Мы ищем. Мы многое уже нашли. Но если только одна Ленинградская область раскинулась на площади, равной иному европейскому государству, и если тысячу дней и ночей ее начиняли и начиняли взрывчаткой, как обшарить каждый сантиметр, заглянуть так глубоко, как здесь, хотя бы на два-три метра? К сожалению, нет пока ни таких возможностей, ни таких методов.

Фугас вскрыл нож бульдозера. Под вечер строители разравнивали грунт и случайно вывернули несколько черных, мокрых от времени шпал. Подними тускло заблестели сотни капсюлей-детонаторов, и показались темные углы старых-престарых ящиков.

Фугас на железной дороге – это ЧП. Потревоженный, вскрытый – вдвойне. Вздыбленные бульдозером шпалы могли обрушиться, стены минного колодца – обвалиться, детонаторы – посыпаться… Да мало ли что могло случиться. В Ленинград и Новгород (это самый стык областей) полетели срочные телеграммы. Дело осложнялось еще тем, что работать надо было ночью, а ночь… ночь для нашего брата – совсем не подходящее время.

– Что вам потребуется? – деловито спросил начальник дороги. – И давайте окончательно решим, как быть с движением… У нас на этом участке поезда должны ходить с скоростью свыше ста километров в час…

– Ну нет, – сразу же запротестовал я. – Сто километров никак нельзя…

– Сколько же?

– Знать бы зону и силу вибрации… Скажем, для нормальной, какой-нибудь средней скорости и минимально допустимой…

– Вы слышали? – повернулся начальник к сопровождавшим его инженерам.

Те моментально принялись за расчеты. Так же быстро нам подогнали передвижную электростанцию, обеспечили отличную связь с диспетчером и дежурными по станции Бабино и Торфяное, организовали оповещение о приближающихся поездах.

Наконец нас осталось четверо: капитан Юрий Смирнов, два его подчиненных – Владимир Рогов и Николай Ревякин и я.

Яркий свет двух больших лампочек создавал резкие причудливые тени. Лампы раскачивались на ветру, и тени от этого ползли, прыгали, неожиданно менялись местами, короче – путали нам всю картину. Свившиеся скользкие огнепроводные шнуры казались сотнями растревоженных змей, сверкающих добела раскаленными от ярости глазами – капсюлями-детонаторами. Голова кружилась от этой пляски светотеней, от нервного напряжения.

…Я работаю в яме. Смирнов, буквально переламываясь пополам, внимательно следит сверху за моими руками. Изредка он негромко предостерегает меня от неверного движения. Я должен видеть и чувствовать только свои руки, Юрий же не имеет права пропустить ничего. Со стороны виднее… Периодически он принимает от меня извлеченные детонаторы, шнуры, шашки взрывчатки и передает их солдатам. Те бесшумно, чтобы не мешать, относят их по специально проделанным дорожкам на ровную освещенную площадку.

– Внимание! – громко предупреждают нас из темноты. – Со стороны Ленинграда идет поезд.

Мы удаляемся от ямы и закуриваем. Мягко покачиваясь, мимо тихо проходит скорый. Удивленный машинист высовывается в окно: что, дескать, вы здесь так поздно делаете, товарищи военные? На оранжевых занавесках – безмятежные силуэты пассажиров. Им тепло, уютно. Наговорятся, перезнакомятся и лягут спать. А утром их уже встретят родственники, друзья…

– Пошли, – приглашает Смирнов, – а то провозимся…

Через некоторое время и с другой стороны предупредили о приближающемся составе. Потом прошли еще три товарных и один пассажирский. И каждый раз мы уходили от ямы с огромным сожалением и даже обидой. Все чудилось: вот только начали угадывать схему устройства фугаса, а тут поезд…

Смирнов обнаружил концы проводов, идущих, по нашим предположениям, к взрывному устройству. Но они оказались перерезанными ножом бульдозера, и теперь, в кромешной темноте и хаосе теней, мы никак не могли разобраться, куда же, в какой угол фугаса, они вели.

– Посветите-ка лучше фонариком, – прошу я Смирнова, – эти лампочки только мешают.

Капитан спускается в яму, и мы вместе, сантиметр за сантиметром, принимаемся изучать «географию» минного колодца вдоль всего периметра сруба. Наконец найдены потерянные концы электрического ввода, но идут они куда-то в самую середину ящиков, куда нам пока не добраться.

– Оставим, – предлагает Смирнов, – давайте лучше полегонечку разберем ящики.

Мы подаем их наверх, как сосуды, наполненные ядовитой влагой, которую страшно расплескать.

И вот маленькая металлическая коробочка. Взрывное устройство! Посмотреть на него собрались все, кто провел эту ночь на сто шестом километре пути от Ленинграда к Москве.

– Конец? – с облегчением спросил начальник дороги.