Мы упадем первым снегом

Я опускаюсь на диван, пью энергетик и смотрю прямую трансляцию на экране. Канадский сноубордист пытается сделать дабл-корк, но не справляется и довольно неудачно падает. «Вот черт» – комментирует кто-то, набивая тарелку за шведским столом, а другой, чье бедро разрабатывает физиотерапевт, говорит: «Да он в отключке!»

Я достаю телефон, чтобы написать Пейсли.

Я: Ты уже там?

Пейсли: Да. С твоим папой и Уайеттом в первом ряду. Короткая пауза, затем еще одно сообщение.

Песли: Оператор постоянно ковыряет в носу. Какая гадость.

Я смеюсь, потом слышу свое имя и объявление о том, что мне пора готовиться. Я допиваю напиток, отставляю банку и встаю.

Я: Скоро буду.

Она посылает мне GIF со свиньей в костюме с блестками.

Пейсли: Так я выгляжу, когда тебя подбадриваю. Давай, Нокс, давай, Нокс.

Боже. Как же я люблю эту девушку.

Руки потеют от волнения. Зрители этого никогда не увидят, но перед каждым спуском я жутко нервничаю. Это приятное волнение. Мне нравится. Это щекочущее волнение. Если бы жизнь звезды сноуборда не включала в себя столько малоприятных вещей, например, давление, связанное с этим занятием, затраты времени и публика, жаждущая знать все подробности моей личной жизни, я бы ни на что ее не променял.

Я надеваю защиту спины и шлем и жду, когда меня заберут у задней двери. Путь к хафпайпу проходит через коридор прилегающего отеля, который обтянут пластиковой пленкой, чтобы не пачкать ковер. Она шуршит от каждого моего шага в ботинках. Зрители не видят меня, пока я не выхожу из коридора и не попадаю на площадку.

Там так ярко, что я, кажется, сейчас ослепну. Перед глазами танцуют блики, а из-за снегоходов воняет бензином, обжигая легкие.

– Нокс! – кричат зрители, когда я прохожу мимо. – Ты супер, Нокс!

– О Боже, я люблю тебя! – говорит женщина с золотистыми волосами, которая начинает плакать, когда я прохожу мимо нее, а кто-то другой кричит:

– Эй, ты лучший, чувак!

Я улыбаюсь всем, прижимая к себе доску, и прохожу мимо, к снегоходу. Он везет меня наверх, к трубе, где я выхожу из-за огромного синего каркаса X-Games. Отсюда все выглядит не очень зрелищно, как будто я пришел за кулисами фестиваля строить леса или что-то в этом роде. Но я слышу, как толпа неистовствует, а комментатор подбадривает ее, произнося мое имя и спрашивая зрителей, готовы ли они увидеть меня.

Охранники отходят в сторону и пропускают меня к лестнице. Она высокая, примерно с трехэтажный дом, и когда я поднимаюсь наверх, меня встречает темноволосая женщина с гарнитурой. Одной рукой она жестикулирует, а другую прикладывает к гарнитуре и прищурившись слушает инструкции.

– Еще немного, – говорит она. – Сейчас реклама. Надо дождаться камер. Отлично. Теперь пройди вперед, прикрепи доску, но дождись моей отмашки.

Я делаю, как она говорит, выхожу из-за строительных лесов, и толпа ревет. Я встаю на доску и пристегиваю ботинки. Зрители кричат, вопят и надрывают глотки, но я ничего не вижу, потому что ослеплен ярким светом. У меня звенит в ушах – так вокруг шумно. К счастью, я знаю, что как только я съеду по трубе, мой разум отсечет все вокруг. Останусь только я, моя доска и прыжки, которые я оттачивал весь год в батутном зале, чтобы зимой выполнить их на доске. В этот момент я буду слышать лишь стук своего сердца в груди.

Женщина с гарнитурой подает мне знак указательным пальцем:

– МАРШ!

Я отталкиваюсь, прыгаю и чувствую, как тянет живот, когда я несусь по трубе. Секунда невесомости, и я думаю только одно: «Какое же потрясное чувство».

Я начинаю с фронтсайдного двойного корка на 1260º – вращения вперед, а затем двойной бэкфлип, похожий на штопор. Мой сноуборд идеально приземляется на трубу, я ликую даже громче, чем зрители, затем начинаю бэксайд 900º. Я переношу вес направо вперед, вверх по правой стенке, прыгаю на ребре пятки и на первой половине оборота оказываюсь спиной к публике. Затем я исполняю кэб свич фронтсайд, безупречно приземляюсь и готовлюсь к последнему прыжку: фронтсайд дабл корк 1440º. Трюк сложный, и в прошлом году я его не осилил, но я тренировался все лето и теперь молюсь, чтобы он получился, молюсь, молюсь, молюсь, и…

У меня получается. С ума сойти. От адреналина я громко смеюсь. Я выезжаю в центр трубы, поднимаю очки и с широкой улыбкой машу в сторону камер.

«Попробуй переплюнуть, Джейсон».

Я проезжаю мимо первого ряда справа и вижу Пейсли, как она смеется, радуется и сияет, и у меня замирает сердце. Она такая красивая, думаю я. Такая красивая.

Папа доволен, как никогда, а Уайетт просто ревет.

Между первым рядом и основной зоной есть небольшой проход, за которым стоит толпа. Я проезжаю между ними, места совсем мало, едва ли метр, а толпа тянет ко мне руки. Я машу им, останавливаюсь для фото и автографов и понимаю, что я хочу запомнить это навсегда, даже если решу пойти другим путем.