Мы упадем первым снегом

– Я ехал двести двадцать километров в час несколько часов, чтобы догнать этот чертов автобус, после того как мне позвонил Уильям. Выбирай, Пейсли: либо ты выйдешь, послушаешь, что я скажу, и поедешь со мной, либо останешься здесь, доедешь до Миннеаполиса и смиришься с тем, что я буду там, когда ты выйдешь, и никуда не уйду. Так или иначе, тебе от меня не избавиться.

– Так нельзя, – говорю я.

– Ты удивишься, что можно сделать, если дать себе волю.

Из-за широкой спины Нокса выглядывает лицо пожилой дамы:

– Соглашайся. Не расстраивай паренька.

– Да, иди с ним, – говорит девушка сзади. – Ты ведь та самая фигуристка, да? Из новостей? Вы так мило смотритесь вместе.

Губы Нокса растягиваются в самоуверенной улыбке:

– Вот видишь!

Водитель автобуса цокает языком:

– Иди уже, девочка, я домой хочу.

Мне непонятно, как все должно сложиться, как Нокс себе это представляет, ведь у нас нет ни единого шанса. Но сейчас он стоит передо мной, со своей родинкой, с такими глазами, что я никак не могу не пойти с ним. Сегодня у меня получилось отказаться от него один раз, но второй раз я не смогу.

Улыбка Нокса становится шире, когда он видит, что победил. Он отталкивается от сидений, делает шаг назад и с легкостью снимает мои сумки с багажной полки, словно в них вата. Пожилая женщина одаривает меня игривой улыбкой, когда я прохожу мимо нее.

– Всегда найдутся люди, которые спасут твой урожай, – говорит она. – Хорошо, что он из таких.

Я запомню эту женщину на всю жизнь. Мы с Ноксом садимся в «Рейндж Ровер». Он заводит двигатель. Сиденья сразу же нагреваются, а в салоне пахнет, пахнет Аспеном, Ноксом, моей жизнью.

Он нажимает на газ. Он мчит по дороге, словно наперегонки со временем.

– Нокс…

– Послушай, – говорит он, не отрывая взгляда от дороги. Кажется, он взволнован. Совершенно расстроен. – Джон скрылся.

– Что? Где?

Его рука находит мое бедро:

– Не знаю. Но твой контракт больше не действителен.

– Что?!

Нокс выруливает на встречную полосу и обгоняет грузовик.

– Папа навел справки, Пейсли. Он мерзкий. И был мерзким пол своей жизни. Они с моей мамой раньше катались в паре, ты это знала?

– Откуда мне, скажи, пожалуйста, такое знать?!

– Мало ли. Я тоже не знал. Давным-давно, еще в ее родном городе. Но потом она рассказала о нем папе. Мы навели справки, и папа задействовал кое-какие связи в уголовном розыске.

– В уголовном розыске? Нокс, ты говоришь загадками!

– Да, да, погоди, дай мне объяснить. Вообще-то это незаконно, но есть один человек, который был в долгу перед отцом, поэтому папа сказал: «Слушай-ка, достань мне справку о его судимости. Даю тебе три попытки угадать, что там написано.

– Да говори уже.

– Несколько обвинений в сексуальных домогательствах. Преследование. Шантаж. Честно говоря, я удивляюсь, почему он до сих пор не за решеткой.

– Да, ясно, но какой толк от этой информации?

Прежде чем продолжить, Нокс вводит в навигатор адрес.

– Эти заявления были от девочек из его бывшего клуба, Пейсли. До Миннеаполиса. Папа связался с клубом и пришел в ярость. Как с цепи сорвался. Мне кажется, я никогда не слышал, чтобы он так кричал. Он спрашивал, как такое возможно, что несколько фигуристок подвергаются домогательствам со стороны своего тренера, а клуб на него не донес. Их жестоко запугивали, и он сказал, что если они немедленно не разберутся с твоим бывшим клубом в Миннеаполисе и не потребуют увольнения Джона за его выходки, он подаст в суд на оба клуба за отсутствие программы по защите спортсменов в случаях домогательств, – Нокс смотрит на меня. Его глаза широко раскрыты, настолько, что я готова в них утонуть. – Ответный звонок не заставил себя долго ждать. Джона официально уволили. Тренерские контракты аннулировали. Ты свободна, Пейсли.

«Ты свободна, Пейсли».

Слова проносятся в моей голове снова и снова, так быстро, что у меня кружится голова.

– Все кончено, – шепчу я, чтобы услышать эти слова, потому что не могу в них поверить. – Все в самом деле кончено.

Я невесома, в этот момент, в этой машине, рядом с Ноксом. И я думаю, что самое смелое, что я когда-либо делала в своей жизни, – это продолжала двигаться, продолжала идти, когда хотела остановиться, когда хотела умереть. Если бы я этого не сделала, если бы я не верила в мечту и в жизнь, то никогда бы не испытала, что такое счастье в чистом виде. Это прекрасное чувство. Каждый должен испытать то, что испытываю сейчас я.

Нокс наклоняет голову:

– Теперь тебе должно быть ясно, что ты больше не избавишься от меня, снежная принцесса.

Я смотрю на него секунду, две, может быть, и все десять, а потом смеюсь во всю мощь своих легких. Смеюсь так, как не смеялась никогда в жизни, потому что никогда в жизни я не была так свободна и так счастлива, как сейчас. Я смеюсь для себя, для Нокса, для этой жизни и всех тех, кто разучился смеяться, надеясь, что они не сдадутся, пока однажды они научатся смеяться заново.

Ведь смех может быть таким прекрасным.

Нокс сияет, дергает меня за ухо и набирает номер на громкой связи.

Вскоре я слышу голос Полли:

– Где вы?

– В шести часах, – говорит Нокс.

– Вы в жизни не успеете доехать.