Мы упадем первым снегом

Обстановка за столом ужасающая. Воцарилось гнетущее молчание, ни малейшего намека на оживление. Видно, что Джо Дюбуа на грани срыва. Рядом со мной Большой По тянется к своей полотняной салфетке и вытирает со лба капли пота. Йода уставился в пустоту и время от времени убирает воображаемые ворсинки с брюк своего костюма. У отца лицо белое, как известь, а Пейсли неуверенно переминается с ноги на ногу.

– Я буду пить то, что хочу, – шипит Аманда. – И я всегда получаю то, что хочу.

Я поднимаю бровь:

– Очевидно, что нет.

Она разражается звонким смехом:

– Ох, дорогуша. Ты это обо мне или о себе?

Прежде чем я успеваю что-то сказать в ответ, ее отец прочищает горло. Он ослабляет галстук-бабочку и выпрямляется на стуле.

– Довольно этого детского сада, – он смотрит на меня. – В чем проблема, Нокс? Девушка принесет новое шампанское и только.

– У нее есть имя, – шиплю я. – Она – Пейсли, а не девушка.

– Нокс, – говорит Пейсли, ненадолго прищурившись. – Это не проблема. Я принесу «Руинар» и… О, Боже! Черт! Мне так жаль, я…

В первую секунду я не верю своим глазам. А потом верю и начинаю громко смеяться, пока все остальные дружно ахают: Пейсли опрокинула фужер с шампанским и вылила «Дом Периньон» на облегающее белое платье Аманды. Та просто сидит с открытым ртом и выпученными глазами, а Пейсли в это время хватает салфетку и с усердием растирает ею мокрую ткань. Сама по себе выходка хорошая, но, к несчастью, с остальным не повезло – Ежик незадолго до этого смахнул салфеткой со стола раздавленную малину. Теперь на белом платье Аманды еще и раздавленная малина. Ой-ой.

Я все еще смеюсь, и теперь все смотрят на меня так, будто я только что объявил, что собираюсь бросить спортивную карьеру и наняться конюхом к Уильяму. Однако мой смех резко стихает, когда Аманда вскакивает и отталкивает Пейсли. Она так неустойчиво стоит на высоких каблуках, теряет равновесие, спотыкается и падает на стол.

– Прекрати меня трогать! – кричит Аманда.

Пейсли приходит в себя быстрее, чем я ожидал. Она комкает салфетку и бросает на Аманду ядовитый взгляд:

– Я просто пыталась помочь. Но такой, как ты, помогать уже слишком поздно.

Итак, дамы и господа, позвольте вам представить восхитительную Пейсли Харрис!

Аманда пыхтит:

– Что ты себе позволяешь?

– Я позволяю себе то, что хочу, – передразнивает Пейсли слова Аманды. Я так горжусь ей, слов нет. Хочется откинуться на спинку стула и сказать что-то крутое вроде: «Это моя девочка!», но я понимаю, что она вовсе не моя девочка – и бронхит снова дает о себе знать.

Справа от меня отец зарывается лицом в ладони, слева Большой По выдыхает задержанный воздух. Пуговица на его животе отрывается и падает на пол. Я так и знал.

– Ты просто нелепая домработница, – шипит Аманда. Она похожа на ядовитую змею, но ее слова теряют свою силу из-за большого жирного малинового пятна на груди. Ее тонкие черты лица искажаются в уродливой гримасе, когда она презрительно смотрит на Пейсли – мою прекрасную Пейсли. – Ты не заслужила это платье. Ты не создана для «Валентино», дорогуша.

Мое сердце пронзает резкая боль, и оно вдруг начинает биться о грудную клетку с такой силой, словно хочет ее пробить. Через миллисекунду я понимаю, что это не из-за ее слов, а из-за Пейсли. Ее лицо искажается, а в глазах блестит обида. Я вспоминаю слова своего отца, когда он попросил меня купить ей платье: «Я видел, что она приехала к нам с одной только джутовой сумкой. Бедная девочка».

Должно быть, она была так рада этому платью. Наверно, она перед ужином смотрелась в зеркало и чувствовала себя красивой, впервые за долгое время, потому что, кто знает, через какое дерьмо ей пришлось пройти. И вот момент испорчен, ощущение счастья уничтожено из-за девушки, которая и представить себе не может, что ее грубые слова могут сделать с таким хрупким человеком.

Господи, как же я ненавижу, когда люди считают себя лучше других. Ненавижу, когда говорят, не подумав. Никто не знает, что на душе у другого человека и насколько сильно он страдает. Мы можем в любой момент оказаться рядом с кем-то, кто широко улыбается, хотя внутри у него полный сумбур, и никто об этом не догадывается. Я – лучший тому пример.

То, что Аманда ни на секунду не задумывается о том, как ее слова скажутся на другом человеке, приводит меня в неистовое бешенство. Я вскакиваю на ноги, но отец мешает моим планам. В его глазах вспыхивает яростный гнев, но он лучше меня владеет собой. Так было всегда. И так как он меня знает, так как он понимает, что я на грани того, чтобы снова стать героем новостных заголовков, он смотрит на меня и едва заметно качает головой. Затем он переводит взгляд на Аманду и Джо и говорит:

– Вам пора.

На лице Джо написано недоумение. После недолгого молчания он громко фыркает, рывком отодвигает стул и шипит:

– И я проделал весь этот путь ради этого? Неблагодарная скотина. Это тебе еще аукнется, Джек.

Отец прищуривается:

– Это плохо кончится только для одного из нас. И мы оба знаем, для кого, Джо.

Они молча смотрят друг на друга, пока Джо не фыркает еще раз и машет дочери, чтобы та шла за ним.