Мы упадем первым снегом

После того как дверь закрывается, атмосфера не становится лучше. Становится так тихо, что слышен каждый вздох.

Большой По без пуговицы прочищает горло:

– Что ж, пожалуй, я тоже пойду…

Поднявшись, он указывает на дверь большим пальцем со странным выражением лица, как будто не может выбрать между извиняющейся улыбкой и примирительным жестом.

– Спасибо за приглашение, Джек.

Йода тоже пользуется благоприятным моментом, чтобы сбежать. Через несколько секунд мы остаемся одни. Только папа, Пейсли и я.

– Ух ты, – говорю я в наступившей тишине. – Как быстро они вдруг смылись. Как будто перед нашим домом дает концерт Билли Айлиш.

Отец раздувает ноздри и не реагирует на мою попытку разрядить обстановку. Я вижу, как вена на его виске безудержно пульсирует. Нехороший знак. Вскоре после этого он бросает на меня такой взгляд, будто всерьез подумывает связать меня и бросить в вольер к голодному черному медведю.

– Снова, и снова, – говорит отец, закрыв глаза и потирая указательным пальцем переносицу. – Изо дня в день я твердил тебе, как важна эта встреча, Нокс. Не только для того, чтобы собрать спонсорские деньги, но и для меня. Необходимо провести деловые переговоры. Необходимо спланировать возможные инвестиции. Но, как обычно, – он убирает палец от переносицы и бьет ладонью по столу, – тебе на все наплевать!

Я не знаю, что сказать. С одной стороны, я хочу ему возразить и спросить, неужели он не видел, что здесь только что произошло, но с другой стороны, я думаю, что он прав. Если бы я не устроил скандал с Амандой, вечер прошел бы совсем иначе.

– Я… потихоньку начну прибираться, – Пейсли поворачивается к отцу. – Простите, что вечер накалился из-за меня, мистер Винтерботтом.

Отец одаривает ее слабой улыбкой, разглаживает морщины на лбу и качает головой. Вид у него усталый.

– Это не твоя вина, Пейсли.

Я слышу недосказанное между строк. «Это моя вина». Взгляд отца снова подтверждает мои подозрения.

– Папа, – начинаю я.

Но отец поднимает руку:

– Прекрати, Нокс. С меня хватит, – он вытирает рот салфеткой, бросает ее на свою тарелку и поднимается. – Я иду спать. Прошу меня извинить.

Его шаги стихают. В тусклом свете я вижу, как Пейсли сглатывает. Она наклоняется над столом и начинает складывать посуду на поднос.

– Пейсли, – медленно говорю я. – Мне жаль, что Аманда наговорила тебе разного. Это неправда. Я имею в виду платье. Оно будто создано для тебя.

Она улыбается:

– Все хорошо, Нокс.

– Нет, не хорошо, – я встаю, немного пошатываясь от долгого сидения. Затем я беру поднос из рук Пейсли и ставлю его на стол, потому что хочу, чтобы она посмотрела на меня. – Я не хочу, чтобы ты верила тому, что она говорит, потому что ты прекрасна – во всех мыслимых значениях.

Пейсли ухмыляется:

– Поразительно.

– Что поразительно?

– Что тебе в таком состоянии пришло в голову слово «мыслимых».

– Я не настолько пьян. Вот почему это мыслимо.

Она смеется:

– Ладно тебе, Нокс. Иди спать.

– У тебя такие красивые уши.

– Ты не в себе.

– Еще бы. Я никогда не видел таких красивых ушей. Мне нравится, как они торчат. Они какие-то утонченные. Э… эстетичные.

Пейсли моргает:

– Ладно. Что мне сделать, чтобы ты пошел спать?

– Отвести меня в постель, – говорю я.

– Понятно, – она закатывает глаза. – А я почти что начала тебя считать обворожительным.

– Как ты могла?

Она вздыхает:

– Хорошо, я отведу тебя в постель. Но не останусь.

– Боже упаси! Что за безнравственные мысли лезут тебе в голову, Пейсли?

– С ума сойти, как ты меня утомил, – она толкает меня в плечо и кивает в сторону лестницы. – Давай, иди.

Пейсли действительно идет за мной и не отходит, пока мы идем к моей комнате. Она обнимает себя, как будто ей неловко здесь находиться, и с любопытством оглядывается по сторонам.

– У тебя тут опрятно.

– Опять этот удивленный тон, – я скидываю с себя одежду, оставаясь перед ней только в трусах, но Пейсли демонстративно смотрит в другую сторону, делая вид, что ее интересует подписанная шайба на моем комоде. Она не оборачивается, пока я не забираюсь под одеяло.

– Отлично. Могу я теперь оставить тебя одного?

– Да, – бормочу я, чувствуя, как меня уже одолевает сон. – Пейсли?

Она уже почти вышла за дверь.

– Да?

– Я в самом деле считаю, что у тебя красивые уши.

Мои глаза уже закрыты, но по тону ее голоса я слышу, что она улыбается.

– Может быть, ты все-таки обворожительный.

Да. Может быть.

Превратить боль в силу Пейсли

Нокс смотрит мне прямо в глаза. Ну, это не совсем Нокс, а его тридцатисантиметровая фотография на обложке USA Today. На снимке он стоит на трассе, пристегнув сноуборд, но вид у него такой, будто он предпочел бы бросить его в человека, который делает фото. Над ним крупными красными буквами напечатан заголовок: «Нокс Винтерботтом теряет спонсоров – из-за нее!»

Леви грызет ногти и то и дело бросает на меня неуверенные косые взгляды.

– По крайней мере, твое имя не называется, – говорит он уже в четвертый раз за последние две минуты.

Эрин кивает:

– Для людей это просто очередной скандал с Ноксом. Завтра о нем уже забудут.