Мы упадем первым снегом

Нокс не торопится с ответом. В конце концов он говорит:

– Чаще, чем ты думаешь.

– Я тоже, – говорю я тихонько, сама не знаю, зачем.

Нокс некоторое время смотрит на меня, затем откладывает поднос с бутербродами в сторону и вытягивается в кресле:

– Странно.

– Что странно?

– Мы живем под одной крышей, но у меня такое чувство, что я совсем тебя не знаю.

– Значит, нас таких двое, – бормочу я.

Нокс наклоняет голову набок и задумчиво смотрит на меня.

– Тогда, – говорит он наконец, – сыграем в игру. Правда за правду, идет?

Я колеблюсь. Мне не очень-то хочется играть, но отсутствие желания говорить о себе сталкивается с желанием узнать о Ноксе больше. Второе побеждает.

– Ладно. Начинай.

Он глядит на потолок и покачивает ногой:

– Мой отец постоянно во мне разочаровывается, и я не знаю, как это изменить, не разочаровав себя.

Ой. Ого. Это было откровенно.

– Сочувствую, – говорю я.

– Не стоит. Твоя очередь.

– Ладно. Хм. Мне нравится этот кинотеатр.

Нокс смеется. Как бы мне хотелось, чтобы он засмеялся еще раз.

– Это не считается.

Я хитро улыбаюсь:

– Ну, ладно. Я боюсь, что я недостаточно хороша.

– Для чего? – спрашивает он.

– Для… не знаю. Для катка. Для жизни. Для всего.

– А-а. Понимаю, – его взгляд перемещается на огонь и на мгновение теряется в нем, прежде чем он снова смотрит на меня. – Я уверен, что тебе не стоит этого бояться.

– Да. Может быть. Твоя очередь.

Он берет еще один сэндвич:

– Я звезда сноубординга, хотя и не хочу ей быть. Снова твоя очередь.

– Чего?!

– Никаких вопросов. Только ответы. Давай, говори.

Сначала я хочу возразить и сказать ему, что об этом нужно поговорить, но, подумав, оставляю все как есть, потому что мне нравится эта идея. Это так здорово – говорить о вещах, которые меня тяготят, не вдаваясь в подробности. Просто выговориться и больше не нести их в одиночку. Внезапно этот момент становится похож на параллельный мир, в котором мы можем открыться друг другу без необходимости снова возвращаться в реальность. Есть только здесь и сейчас, изолированное от нашей обычной жизни. От этой мысли у меня начинают подрагивать нервы, поэтому я встаю и думаю о том, как сделать так, чтобы нам было комфортнее. Когда я снимаю иглу с пластинки и оглядываю магазин, звучат последние ноты песни «Heroes» Дэвида Боуи.

Нокс хмурится. Его волосы задевают кожаное кресло, когда он поворачивает голову и смотрит на меня:

– Что ты делаешь?

– Хочу включить один фильм. То есть, если смогу найти.

– Они вон там, – он поднимается с кресла и ведет меня к полке, заставленной коробками. Они помечены годами. – Какое десятилетие тебя интересует?

– Хм. Восьмидесятые.

Его взгляд осматривает полку, а затем он достает коробку и открывает крышку. Бобины упакованы в подписанные пластиковые контейнеры и расставлены в алфавитном порядке.

– «Клуб „Завтрак“»!

– Я знал! – смеется Нокс. – Серьезно, я прочитал название и подумал, что ты точно захочешь его посмотреть, и тут ты сама это сказала.

– Может быть, ты меня уже немного знаешь, – я достаю пленку и подхожу к проектору. – Объясни, пожалуйста, как эта штука работает.

Он снова смеется, берет пленку из моих рук и вставляет ее. На экране начинаются вступительные титры.

– Я сейчас вернусь.

Нокс исчезает за дверью, которая неизвестно куда ведет. Пользуясь моментом, я как сумасшедшая чешу заднюю часть бедра, потому что сырые штаны высохли и начали натирать, и затем заворачиваюсь в одеяло на потрепанном диване.

Нокс возвращается и встает рядом со мной. Он сует мне под нос горячий шоколад:

– Держи.

Я выпрямляюсь:

– Боже мой. Где ты его взял?

– На кухне, – он тоже садится на диван, но берет себе отдельное одеяло. – Я его не отравил, честно. Пей спокойно.

Закрыв глаза, я вдыхаю сладкий аромат, затем делаю глоток и снова открываю их:

– Это лучшее какао в моей жизни.

– Не отвлекайся, Снежная королева. Твоя очередь.

В животе урчит. Я списываю это на вкусное какао.

– Хорошо. Никто не знает, что я переехала в Аспен. Теперь ты.

Он отпивает какао:

– Меня приняли в Колорадский горный колледж на факультет психологии, и я, наверное, откажусь. Теперь ты.

Я давлюсь горячим шоколадом. Напиток стекает по горлу, и я несколько раз сильно кашляю. Нокс интересуется психологией? Кто-нибудь, ущипните меня. Это горячо. Чертовски горячо.

– В этой игре есть джокер? – я хитро улыбаюсь. – Тогда я хочу его разыграть и задать вопрос прямо сейчас.

– Жаль, но его нет. Твоя очередь, Пейсли.

Я смотрю на экран.

– Моя мать – проститутка, подсевшая на крэк, и отдел по делам несовершеннолетних забрал меня у нее, когда она хотела продать меня наркоману за два рюкзака наркотиков. Теперь ты.

Нокс резко дергается. Его какао разливается, оставляя на шерстяном одеяле большой коричневый след. Кажется, он не знает, куда деть чашку, но потом ставит ее на ковер и смотрит на меня:

– Погоди. Что?

– Никаких вопросов. Только ответы, – повторяю я его слова. Сейчас я уже жалею, что рассказала ему такие подробности, но меня будто занесло. Я так хотела выплеснуть всю правду, думая, что станет легче. Вместо этого мне стало только хуже.