Мы упадем первым снегом

– Тогда я расскажу твоему папе о тайнике со сладостями, который я недавно нашла в шкафу для постельного белья.

Я не жду его ответа. Я встаю, не глядя на его реакцию, и марширую обратно в гостиную. Музыка звучит так громко, что басы вибрируют под моими шлепанцами. К тому времени как я дохожу до камина, на меня дважды наступили, один раз вылили на руку какой-то липкий напиток и врезались три человека. Мне приходится глубоко вздохнуть, закрыть глаза и медленно сосчитать до десяти, чтобы не потерять самообладание.

Когда я снова открываю глаза, я все равно выхожу из себя. Передо мной в двух шагах стоит Нокс, насухо вытирая спину полотенцем. На нем плавательные шорты Gucci в сине-белую полоску, и я впервые замечаю его узловатые колени. Они похожи на два неровно уложенных шарика мороженого.

– В чем дело, Пейсли?

Нокс мотает головой, как мокрый пес, симпатичный, с растрепанными волосами, не блондин и не шатен. Что-то среднее. Он трет меня полотенцем по руке и смеется. Немного тихо, немного хрипло и чуточку красиво.

– Что с тобой такое? – я скрещиваю руки на груди и выпячиваю подбородок. Тепло огня согревает мои пальцы, отчего их покалывает. – Какого черта, Нокс?

Он накидывает полотенце на плечи и тянет его, как будто это резинка:

– Не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Серьезно?

Мимо нас проходит группа девушек: «Привет, Нокс», – одна из них гладит его по спине, две другие бросают на меня горькие взгляды. Нокс одаривает их своей знаменитой улыбкой «Я съем тебя на завтрак», после чего они бросают на него такие горячие взгляды, что становится ясно: они бы с удовольствием сорвали с него шорты от Gucci.

Когда Нокс не предпринимает никаких действий, чтобы прервать момент «Давай займемся сексом взглядами», я закатываю глаза и щелкаю пальцами у него перед лицом. Он поворачивается ко мне и раздраженно вздыхает.

Я и не подозревала, что такие мелочи, как вздох, могут иметь такую силу. Зато знаю теперь, потому что от этого звука у меня мурашки по коже несмотря на то, что я стою прямо у огня. От этого звука мне больно, так больно, что я прижимаю руку к груди и с трудом подавляю вздох.

Нокс раздражен. Из-за меня. Я его раздражаю. Конечно, раздражаю. Я же всего лишь его домработница. Домработница, которая вечно портит ему все веселье, здесь и сейчас. Нарушительница правил. Вечно ему все порчу. Я слышу, как мне это шепчут голоса в голове: «Пейсли, не будь такой врединой. Дай маме выпить и иди обратно в постель».

Постели у меня не было. В нашем трейлере была только одна, и она принадлежала маме и ее любовникам. Иногда, в хорошие дни, она разрешала мне спать с ней. В остальное время моей «кроватью» была угловая скамейка за маленьким обеденным столом. Там было не так плохо, правда, мне она нравилась. Я могла приподнять сиденье, потому что заклепки расшатались, и когда мама и парень номер четыре, восемь, двадцать шесть, сто двенадцать – слишком шумели, и считать кольца на дереве своей угловой скамейки. Она была мне хорошей подругой. Ржавым ножом для хлеба я вырезала на дереве свои инициалы. Она была моей, и я этим гордилась, потому что в то время у меня не было ничего, кроме нее. Даже я сама себе не принадлежала, ведь будь это так, мама не пыталась бы продать меня наркоману перед трейлером в палисаднике с дохлой кошкой, которая с каждым днем разлагалась все больше.

Теперь уже Нокс щелкает пальцами у меня перед носом:

– Эй!

– Чего? – в моем голосе звучит горечь, потому что сейчас я смотрю не на Нокса, а на свою маму, которую я ненавижу, ненавижу так сильно за то, что она называла меня врединой, бросила меня и просто не любила, хотя я любила ее так сильно. Так сильно. – Что тебе надо, Нокс?

Он моргает:

– Мне? Это ты меня сюда позвала и заманила шантажом, что расскажешь папе о моих сладостях.

Точно. Позвала. Но уже об этом забыла. Я даже забыла о вечеринке вокруг меня в тот момент, когда мама забралась в мой мозг. Но вдруг все вернулось: Нокс. Музыка. Все люди. Полуголые девушки. Канатная дорога. И я злюсь, сильно злюсь, что Нокс устроил эту вечеринку несмотря на то, что я устала, на то, что мы катались на сноуборде, и мне казалось, что у нас был момент, когда он смотрел на меня и касался меня, от чего по моей коже бегали мурашки. Я думала, что он изменился, изменился ради меня, и его не волнуют другие девушки. Но вот я прихожу сюда и вижу, что я ошибалась, так сильно ошибалась, и что причина этого – я. Он этого хотел. Нокс хотел меня. Я могла на это решиться. Он говорил это всего несколько дней назад, но теперь он совершенно отказался от этой мысли, и все из-за меня. Потому что я этого не хотела. Вот что меня злит. Я злюсь на себя.

– Уже одиннадцать часов, Нокс! – я размахиваю руками в воздухе, сама не знаю, зачем. Мне кажется, это выглядит глупо, но я продолжаю, потому что мне так нравится. – Одиннадцать! Ты знаешь, что это значит?