Сейчас Элайдже не хватает кислоты и стикеров, чтобы можно было повесить на Джулию ярлык «ДЖУЛИЯ», чтобы она была точно такой, как он хочет, а на жизнь – ярлык «ЖИЗНЬ», чтобы она стала соответствовать его представлениям. Он хочет вернуть время назад, чтобы можно было написать несколько десятков открыток Кэл и прилепить ярлык «ПРОСТИ» на все, что он сделал.
Если бы на Дэнни висел ярлык «БРАТ», а не «ДЭННИ», помогло бы это? Можно ли взять ластик и парой движений превратить «РИМ» в «ДОМ»?
Он не злится на Джулию. Он растерян – как ее поступками, так и своими.
Шагая по полуночным улицам, он пытается дотянуться до ее половины разговора, вытащить оттуда все истины. Его воображение постоянно рисует, как Кэл в Провиденсе подходит к почтовому ящику и надеется получить от него весточку. Он представляет, как они строят крепости. Он думает о своих родителях: как бы они беспокоились, если бы увидели, как он ходит по улицам, когда все магазины давно закрылись.
Он представляет, что сейчас делает Джулия в гостинице: сидит неподвижно или движется вперед с огромной скоростью. У этого пути не может быть цели. Он не может вернуться к ней – и пойти к Дэнни не может тоже. Он не хочет прямо сейчас отвечать за свои поступки. Дэнни может сказать что-то, из-за чего Элайджа взорвется, а может ничего не говорить, и тогда Элайджа исчезнет.
Важен не город, а прогулка. Сейчас он может шагать по любому городу мира, потому что он не хочет быть нигде. Красоты Рима пропадают для него втуне. В этот ночной час никто больше не ходит в одиночку. Он идет по городу с сумкой на плече, и парочки подозрительно косятся на него. Он обнаруживает, что оказался на улице, которой они с Джулией шли к Колизею, но теперь все совсем по-другому. Каждая фибра его души говорит ему, что из этого всего выйдет хорошая история, чтобы рассказать друзьям – деталь биографии, жизненное событие. Но часть его горечи – а ему горько – возникла потому, что между ним и историями разверзлась огромная пропасть, бездонный провал между «здесь» и «там». И он слишком мало думал о том, что «там». Он был не очень хорошим другом.
– Простите, – говорит он Кэл, родителям, Джулии, Дэнни. Потому что не знает, что еще можно сказать.
– Stai bene? – спрашивает кто-то.
Оказывается, он уже некоторое время неподвижно стоит на тротуаре. Он оглядывается на голос и видит на другой стороне улицы молодую женщину со спутником. Мужчина рвется идти дальше, но женщина остановилась.
– Я вас не понимаю, – объясняет Элайджа.
– Все в порядке?
– А, да, спасибо.
– Ты заблудился?
– Не знаю.
– Куда идешь?
– В Пантеон? – произносит Элайджа. Это первое, что приходит в голову. – Мне нужно кое с кем встретиться у Пантеона.
Мужчина со смехом берет женщину за локоть. Та отмахивается и шепчет:
– Un attimo.
Потом переходит улицу и достает из ежедневника ручку. Ее губы густо намазаны помадой, а глаза темны, как ресницы.
– Дай руку, – говорит она. Элайджа протягивает ладонь. Она берет ее и чертит на ней схему. В конце схемы – звезда. – Вот это, – указывает она на звезду, – Пантеон.
– София! – зовет мужчина.
Она с озорной улыбкой перебегает улицу обратно.
– Спасибо! – кричит Элайджа ей вслед.
– Avanti diritto! – отвечает она и пропадает из виду.
Элайджа изучает свою ладонь. Там красуется сложная схема без единого названия. Только начальная точка, цель и путь между ними. Что удивительно, он находит дорогу. Не сжимая кулака. Не смотря никуда, кроме как на ладонь и под ноги.
Когда он доходит до Пантеона, похоже, уже близится рассвет. Он садится на скамейку и смотрит на фасад здания – совсем обычный, почти без намека на то, что таится внутри. В ожидании открытия Элайджа засыпает.
========== 17. ==========
Дэнни приходит первым, Элайджа – вторым. В этот раз их разделяют минуты, а не года.
Пантеон пуст. Дэнни этого не замечает. Он смотрит вверх – прямо в глаз небу. Он стоит в столбе золотого света, падающего на пол. Взмывающий вверх купол – гармония геометрии. Закат архитектуры в венце из воздуха. Дыра там, где ее никто не ожидал увидеть.
Элайджа просыпается на скамейке, приходит в себя и заходит внутрь. Сначала он поражен величественным зданием. Царящей в нем тишиной. Потом он замечает стоящую внутри одинокую фигуру. И сразу понимает, кто это. Он подходит и кладет руку брату на плечо.
Дэнни оборачивается, и Элайджа поражен колоссальным облегчением на его лице. Дэнни хочет что-то сказать, но Элайджа знаком просит его ничего не говорить. Они осматриваются. Вокруг никого – только статуи, только пространство. Невероятно. Они поражаются пустоте здания. Как будто оно ждало их, как будто готовилось к этой минуте и к ней одной.
У дверей стоит ничего не подозревающий охранник. Сверху льется солнечный свет, а братья поднимают головы и любуются уходящей в синее небо плиткой. Тишина поражает.