Мы вернемся

Акина наотрез отказывалась выписывать их из больницы. Она, конечно, аргументировала это тем, что Эвану нужен уход и восстановление после операции, а Элис – отлежаться после тяжелого сотрясения и привести в порядок лицо, которое все еще походило на огромный синяк. Но Элис была уверена, что причина не только в заботе о здоровье. Акина опасалась за то, чем может обернуться их выход наружу, а еще, конечно, частые дежурства Сэма в больнице добавляли свой весомый аргумент в отказах отпустить их домой. Поэтому они с Эваном коротали бесконечные дни в палате, слушая рассказы домочадцев, круглосуточно следящих за их безопасностью, поглощали домашнюю еду, которую Костра старательно и бесперебойно передавала, чтобы ее детки «не дай бог не отощали!», и пытались найти ответ на главный вопрос: «Что делать?» Элис просто фонтанировала идеями и догадками, но, как Эван повторил ей не один десяток раз, он уже давно все перепробовал. В этом мире он был просто таким же героем, который по какому-то дурацкому стечению обстоятельств был наполнен воспоминаниями и мыслями самого автора. Мертвого автора, который не успел дописать эту историю. И которая, вопреки всем мыслимым и немыслимым законам Вселенной, ожила.

– А что должно было случиться с этой Вселенной дальше? – Элис потягивала через трубочку ягодный смузи – одно из немногих лакомств, которое она могла себе позволить без опасности снова свалиться в обморок от боли. За окном собирались первые сумерки, приглушая яркий свет в палате и расслабляя ее обитателей как раз до состояния разговоров о вечном. Элис давно хотела задать этот вопрос, но справедливо опасалась, что Эван не захочет рассказывать. Он и не хотел: внимательный долгий взгляд его разных глаз смущал Элис, напрягал и заставлял чувствовать себя виноватой. – Не смотри так на меня. Мне интересно – это нормальное желание, кстати. Тем более я выждала момент, когда Сэм отправится миловаться с нашим прекрасным врачом, так что тут только ты и я. Мне же ты можешь довериться?

– Довериться человеку, который не доверяет тебе? – Голос Эвана звучал очень глухо. Весь он был каким-то «глухим»: съежившийся на огромной постели, с огромными синяками под глазами от болей, переживаний и недосыпа, небритый и слегка рассеянный. Элис не могла привыкнуть к такому Эвану, ей очень хотелось растормошить его, вернуть прежний блеск в глаза и улыбку на эти тонкие, резко очерченные губы. Она тут же спохватилась, что просто молча таращится на Эвана, пока тот ждет ответа.

– Не начинай, ладно? Мы уже все обсудили: и про наши отношения, и про ложь, и про доверие. Сейчас все по-новому, по-другому. Словно мы только познакомились. Но да, я знаю, что у тебя за спиной те еще скелеты и тайны, поэтому слегка тебя опасаюсь. Как-то так. – Она развела руками, в тысячный раз говоря ему одно и то же. Эта бесконечная игра ее порядком раздражала, как и само пребывание в палате Эвана круглосуточно, особенно после того, как она окончательно порвала с ним в романтическом ключе, не оставив надежды на воссоединение. Даже для самой себя. – Но я-то осталась прежней. Той самой Элис, которую ты знал все это время.

Эван засмеялся так внезапно, что Элис едва не выронила свой драгоценный стакан со смузи прямо на чисто вымытый безликий больничный пол.

– Что?

– Ты правда думаешь, что не изменилась? – Он смотрел на нее с такой теплотой и умилением, как было только когда они встречались, что Элис пришлось лишний раз напомнить себе, что этого человека она никогда не любила. – Элис, посмотри на себя. Ты держишь весь дом вместе, ты сражаешься за всех вокруг и за себя, кстати, тоже. Ты стала жестче, спокойнее, увереннее. Ты как-то внезапно повзрослела, окрепла, превратилась из нытика в личность.

– Я не была нытиком!

– Ты была огромной, ноющей и скорбящей занозой в нашем доме, поверь мне! – Эван усмехнулся и послал ей воздушный поцелуй в знак примирения. – А сейчас ты решаешь проблемы, ты заботишься обо всех, ты живешь, Элис. На полную катушку живешь. От той девочки, что рыдала на полу нашей гостиной и просила вернуть ей реальность, почти ничего не осталось.

– Ты правда так думаешь?

– Я знаю это. И каждый в доме тебе подтвердит.

Элис замолчала, прислушиваясь к себе. Действительно, сейчас она знала, чего хотела, куда стремилась, она понимала, чего ждать от каждого человека рядом. Незаметно для самой себя она стала той взрослой и немного мудрой девушкой, какой представляла себя до болезни. И хоть ее автор не дал ей шанса стать такой, она смогла добиться всего сама. Это понимание так поразило ее, кольнуло внезапной болью – приятной и тревожной одновременно. За эти месяцы столько всего случилось, что в какой-то момент она перестала анализировать и спрашивать себя о чем-то, она бросилась в жизнь, в любовь, а теперь вот в борьбу с головой – и вынырнула победителем. Пусть потрепанным, слегка разочарованным, но сумевшим выстоять.

– Эй, только не начинай плакать, ладно?