Мы вернемся

  Китайцы сосредоточили на границе войска, туда же подтянулись и белые отряды, сформированные РОВС, рвавшиеся драться со своими заклятыми врагами. Но никто, ни белогвардейцы, ни китайцы не ожидали такой высокой степени боевой готовности, в которой находились советские войска. В свою очередь, и китайцы и белые сильно переоценивали силу своих войск. Но некоторые бывшие белые офицеры в Харбине знали истинное положение вещей. Они не поддались эмоциональным призывам и шапкозакидательским лозунгам эмигрантской прессы, агитировавшей вступать в вооруженные отряды РОВС. В тех статьях призывалось сразу обратить красных в бегство и на их плечах ворваться в Читу, Иркутск... Основные споры сторонников и противников немедленного возобновления вооруженной борьбы с большевиками произошло на общем собрании харбинского отделения РОВС в сентябре 1929 года, когда все уже стояло на грани войны. Иван после этого собрания пришел домой возбужденный, даже взбешенный:

  - Ну, что за подлецы... сволочи! Меня, кадрового офицера, прошедшего две войны, какой-то прапорщик из студентов обвинил в трусости и предательстве... Щенок! Если бы револьвер или шашка под рукой были, ей Богу, не сдержался бы... убил на месте!

  - Господи, Ваня, зачем ты вообще туда пошел!? А уж если пошел, так и сиди себе молча. Ты что, там выступил что ли?- заламывала в упреках свои в последнее время сильно округлившиеся в локтях руки Полина.

  - Да, как было молчать, Поля? Они же людей на верную смерть посылают. А ведь у многих этих добровольцев здесь семьи, жены, дети, родители престарелые. Кому они тогда нужны будут, если они погибнут? Там один поручик выступал. Он лазутчиком в Хабаровск прошлым летом пробрался, и почти год под чужим именем прожил, ну и, конечно, собрал массу сведений. Он говорил, что у красных на границе сосредоточена целая отдельная армия, которой командует Блюхер, тот самый который в 22-м в Приморье воевал. Это опытный, знающий командарм. Среди командиров полков сто процентов участвовавших в гражданской войне, с боевым опытом. Все части хорошо вооружены, имеют много пулеметов, артиллерии, бронепоезда, аэропланы. В подразделениях регулярно проводятся занятия по боевой подготовке со стрельбой и марш-бросками, красноармейцы постоянно идеологически обрабатываются политкомиссарами, почти все комсомольцы. В общем, кривить душой поручик не стал, всю правду высказал. А его перебивают, начинают обвинять в пораженческих настроениях... Тут я не выдержал, встал, говорю, вы видели, что из себя представляет китайская армия, союзники, так сказать, наши. А я, пока по командировкам по Манчжурии ездил, имел возможность, и понаблюдать, и с офицерами ихними не раз говорил. Видел и знаю, чем они вооружены, как кормят их солдат, как там учения проводятся. Меня многие бывшие фронтовики сразу поддержали, тоже говорят, что китайцы никуда не годятся, солдаты вечно голодные, стреляют не чаще двух-трех раз в год, а большинство офицеров у них получили свои должности либо за деньги, либо по родству. В армии царит страшное казнокрадство. Ясное дело, что с такими союзниками наше дело - труба. Их-то там хоть в плен брать будут, а нас-то сразу к стенке,- Иван выдохнул, словно бегун после дистанции... Продолжили в кухне за столом - Полина погнала мужа есть, видя, что тот в пылу недавней полемики и про ужин совсем забыл.- Что тут началось... крики, ругань, матюки и ко мне студент этот подбежал. Представляешь, хотел мне пощечину залепить, да я ему успел руку перехватить, отшвырнул подлеца...

  - Успокойся Ваня. Сколько раз я тебе говорила, хочешь ходить на эти ваши сборища, ходи, но ради Бога молчи, не ввязывайся ни во что. Ведь оттого, что ты там выступил, ровным счетом ничего не изменится. Кто хочет идти воевать, все равно пойдет, даже если тут у него жена больна и в какой-нибудь лачуге ютится. Пойдет и получит то, что найдет. А сейчас я больше всего боюсь, как бы тебя тот прапорщик на дуэль не вызвал,- уже заметно заволновалась и Полина.

  - Да я и сам... того же опасаюсь,- смущенно признался Иван.- Я его, конечно, не боюсь, но если вызовет, придется вызов принимать, иначе опозорюсь. И тогда остается стрелять в него и не мазать, ведь стоять как Лермонтов против Мартынова и стрелять в воздух... нет, я в самоубийцу играть не хочу. А если грохну мальчишку, потом все одно позору не оберешься и под суд угодишь...

  Полине пришлось принять самое деятельное участие, чтобы расстроить назревавшую дуэль. Она подключила все свои харбинские связи, пришлось даже заплатить, ибо тот прапорщик оказался единственным кормильцем старой матери и больной сестры...