Мы влюблены в свою свободу (СИ)

— Мне нужна была всего-то неделя! Гребанная неделя! Неужели это было… сложно? Не посылать меня к черту. Не грубить. Просто… жить со мной эту неделю. Неделю. Это много?

Я стою, онемев. Чувствую, как по щекам катятся слезы. Закусываю губу.

— Ты думаешь, я не знаю, кто вы? Думаешь, я не смотрю телевизоры и все такое? Я знаю, что ты умерла. Я знаю, что музыканты сбежали из тюрьмы. ЗНАЮ.

Она снова улыбается и немного поворачивается ко мне.

— Ты серьезно меня ненавидишь? Это глупо, Лори. Ну, а теперь смотри на меня. Бесконечно внимательно, ясно?

И я смотрю.

Мои конечности наливаются свинцом. И я знаю, что я обязана подбежать к ней, но я просто физически не могу двигаться.

— Остановись. Пожалуйста, — горло саднит от крика.

Она наклоняет голову чуть в бок и начинает хрипло смеяться.

— О, пошла к черту.

Снова спародировав мой голос, она поворачивается лицом к дороге. Она поднимает руки по бокам, параллельно земле и застывает так. Она похожа на птицу. Свободную, ужасно красивую птицу.

— Скажешь им спасибо, ладно? И тебе спасибо. И не отводи взгляда от меня, Макфинн.

Я слышу, что она улыбается.

Ее слова повисают в воздухе. Вдали слышится звук фуры, приближающийся к нам. Рев двигателя слышен даже здесь, и он оглушает.

— Джули!

Мой крик почти не слышен. Она не обращает на меня внимания. Меня слепят фонари приближающегося грузовика. В голове звучат ее слова «Смотри на меня бесконечно внимательно».

«Не отводи взгляда от меня, Макфинн».

И я смотрю, не вправе отвернутся. Ее волосы намокли от дождя, хвост потрепан, красивые и большие глаза светятся, словно у кошки. Она выдыхает, и горячий пар клубками вырывается у нее изо рта. Она делает шаг, и еще один, и еще, разбегается и прыгает под колеса фуры. При этом она молчит, молчит до конца. Я слышу крик, но не могу сдвинуться с места, только через секунду, я понимаю, что это мой крик. Фура делает крутой поворот и ее заносит на бок, в канаву, проходящую по бокам дороги. Мне плевать.

Я бегу к Джули. На ней грязь, кровь и пот. Она пахнет мокрым асфальтом. Я боюсь ее брать за руку. Боюсь обнаружить, что она холодная. Слезы застилают глаза, я смаргиваю их. Я повторяю вслух ее имя, и смотрю на нее: Она раскинута на дороге, пластом лежащее тело. Я не могу кричать, я могу лишь смотреть. Ее лицо: оно абсолютно чистое. Оно бледное с медленно проступающей голубизной. Ее глаза красивы и пусты. Они как у фарфоровой куклы: стеклянные.

Я рукой провожу по ее векам, что бы опустить их. Оторвать взгляд от нее — проявить трусость.

— Джули, — я рыдаю в голос, — Джули, вернись.

Я провожу рукой по ее разбитому затылку. Я вся в ее крови. Снова.

Мне все равно, что я сижу на дороге над мертвым телом. Все равно, что я промокла, что мне холодно, что я рыдаю. Что водитель в фуре тоже мертв. Я поднимаю голову вверх: дождь превратился в снег. Все вокруг застлано белой пеленой, которая тихо ложится на тело Джули и мое. Крупные снежинки появляются из глубин иссиня-черного неба. Всю дорогу освещает лишь фонарь, свет от которого отражается в миллионе снежинок. Я слышу крик позади себя и вытираю щеки от слез, пачкая кровью и грязью свое лицо. Все мысли путаются и сквозь них, в голове проступаешь лишь одна фраза. «Ты серьезно меня ненавидишь?». Только сейчас я понимаю – нет.

Вскоре люди набегают сюда, топча дорогу, на которой в тишине разбилась фура и умерла Джули. Я не имела смелости оторвать от нее взгляда до того момента, как ее погрузили в машину скорой помощи. Не хочу ничего, кроме того, чтобы лечь на дорогу и лежать, лежать, лежать. Полицейский спросил меня, кем я приходилась Джули. Я, накинув капюшон и закурив, уставилась на него.

— Никем. Я ее не знаю. Впервые вижу, сэр.

Я шла, выкуривая одну за другой. Я не видела ничего, кроме собственных ног, которые путались в грязи. Мой голос охрип и осел. Дойдя до клуба, где, по идее, должны были быть музыканты, я осмотрела себя: мои руки были в крови.

Перед глазами стояла Джули с ее бледным, голубоватым лицом, разбитой головой, из которой течет кровь, тело, сочащееся смертью и холодом и пустые глаза.

А теперь другая задача: попробуй найти музыкантов в клубе. Все-таки найдя их у стойки, я раздаюсь рыданиями. Их зрачки неестественно широкие. Мы выходим на улицу, и я утираю слезы.

— Что такое? — Алекс всматривается мне в глаза.

— Джули… она умерла.

И я рассказываю им все. Начиная от «Пошли на воздух», заканчивая «И не отводи от меня взгляда, Макфинн». Я вижу, как их лица искажаются с каждым сказанным словом. Я борюсь с дрожью в руках. Я даже рассказываю про «Никем. Я ее не знаю. Впервые вижу». Мне не становится легче. Я лишь чувствую вину. Она из-за меня покончила с собой.

«Всего-то неделя».

«Ты серьезно меня ненавидишь?».

Мы едем домой. Молча. Когда такси останавливается, я выбегаю из машины. Снова падаю в грязь, смешанную со снегом. Кровь еще не запеклась до конца. Я падаю еще и на пороге, оставив на линолеуме такой же след, какой оставила и неделю назад Джули. Грязь, смешанная с кровью и снегом. У меня нет сил, чтобы встать. Я сворачиваюсь клубком прямо на полу и начинаю рыдать.