Слишком все ужасно. И это – из-за меня.
Смерть – это не потеря. Смерть – это гораздо глубже.
========== Глава 4. ==========
Стив подхватывает меня на руки. Я трясусь от рыданий. Слышу приглушенный голос Вендетты «Что случилось?», и уверенный, сиплый голос Алекса «Джули покончила с собой у нее на глазах».
Больше я не в состоянии что-то слышать. Я ложусь и отключаюсь от бессилия. Просыпаюсь глубокой ночью. На полу, рядом с кроватью, лежит Стив. Он перетащил туда подушку и одеяло. Я шевельнусь – он проснется. Стив доверяет слуху больше, чем чему-либо еще.
Я не прекращаю думать о Джули. Я кидаюсь в себя обвинениями и пытаюсь не заплакать до самого утра. Как только всходит солнце, я чувствую что-то еще, кроме боли, одиночества, обиды. Я чувствую какую-то надежду. Время – шесть утра. Мы все устали, а если я сейчас встану, то Стив проснется. Я закрываю глаза и понимаю, насколько я опять устала.
Проснувшись во второй раз, я не обнаруживаю Стива. На кухне слышен звон посуды, но не голоса. Я встаю с кровати и иду к остальным. Проходя мимо зеркала, я замечаю, что выгляжу ужасно: волосы, свалявшиеся в грязи, лицо, перепачканное чуть меньше рук. Глаза, опухшие от слез и усталости и пальцы – о боже – в крови и грязи. В ее крови.
Как только я появляюсь на пороге кухни, все смотрят на меня. Никто не говорит ни слова.
— Лори, — мягко говорит Алекс, — у Джули нет сестры.
Я выдыхаю и прослоняюсь к стене.
— Что?
Он не отвечает. Я спускаюсь вниз и захожу в спальню, где жила Джули. Кровать, заправленная мягким пледом, ее запах в воздухе… и стопка тетрадных листов на столе.
Я просматриваю каждый.
День 1.
Кажется, я нашла причину, чтобы жить. Хотя, я в замешательстве.
Меня изнасиловали. Меня пырнули ножом. Я живу у людей, которые находятся в розыске. А еще, Глория меня ненавидит.
1\7. Осталось 6 дней.
День 2.
Врать про то, что ты кому-то нужна – глупо. Но это единственный выход. Глория все-таки дает мне надежду, если она нашла смысл жизни в этих ребятах, то и я найду. Хотя времени у меня чрезвычайно мало.
2\7. Осталось 5 дней.
День 3.
Честно скажу, искать смысл жизни в тех, кому ты безразлична – дело гиблое.
Вендетта вроде бы мила со мной. Музыканты тоже. О большем я не хочу писать. Все равно это – бесполезно.
3\7. Осталось 4 дня.
День 4.
О, пора забыть о поисках чего-то. Мне больше интересно, как это будет?
Таблетки? Машина? Многоэтажный дом?
Машина, скорей всего. Я хочу сделать это на глазах у кого-либо. Дурные мысли в дурной голове.
4\7. Осталось 3 дня.
День 5.
Мне становится страшно. Я дала себе неделю. И я думала, что за эту неделю я полюблю жизнь.
Едва ли это правда. Я постоянно повторяю себе «У меня нет родителей. Меня изнасиловали. Пырнули ножом. У меня больное сердце. Меня ненавидят». Честно? Легче не становится.
5\7. Осталось 2 дня.
День 6.
Интересно, что они будут чувствовать после моей смерти? Облегчение? Отчаянье?
Надеюсь, ничего. Не хочу, чтобы меня жалели.
6\7. Остался один день.
День 7. Писать в темноте – не очень. Когда найдут эти листы? И найдут ли их вообще? Если так, пусть их сожгут. Интересно, что почувствует Райан? Боже, бедный, ему же придется смотреть, как меня закапывают. Впрочем, мне уже все равно. Я не знала, что неделя может пролететь так быстро.
7\7. Сегодня.
Крупная слеза катится по щеке и разбивается о стол. Она ставила себя на счетчик. Она – это я. Я, которая не смогла найти смысл жизни. Руки дрожат, а сознание помутнено.
— Стив! — сипло кричу я, отчего горло начинает болеть.
Он прибегает, чуть не упав на лестнице.
— Что?
Я даю ему листки, молча утирая слезы. В комнату забегают все остальные. Они так же читают записи.
— Она тоже ставила себя на счетчик, — говорю я, проглатывая половину слов.
— Что значит «тоже»? — Стив откладывает листки.
Я смотрю на Алекса. Он закусывает нижнюю губу.
— Я дала себе 50 дней, — наконец говорю я, — но, встретив вас, передумала.
Стив вдыхает через рот и закрывает лицо руками.
— Почему я все узнаю последним?
— Вообще-то, — Зак подает голос, — никто из нас тут не знал.
Алекс еле заметно мне кивает.
— Успокаивает, — соглашается Стив.
Мы с Вендеттой готовим ужин. Впервые за долгое время у нас по-настоящему домашняя обстановка. Где-то в гостиной шумит телевизор, и его перекрикивают музыканты и Зак.
— Если бы я была мила с ней, она бы все равно умерла? — спрашиваю я, ставя мясо в духовку.
— Она была ходячим мертвецом, Лори, — Вена не смотрит на меня, — все, кто способен на самоубийство – уже мертвы.
Я сглатываю. Посматриваю на настенный календарь – уже третье декабря. Надеюсь, совсем скоро у нас дома станет так же уютно, как было в каком-то далеком моем детстве.
На кухню влетают парни. Зак заваривает чай, а музыканты устраиваются на стульях.
— Послушайте, — просит Алекс.
Стив начинает играть на гитаре, а Алекс петь. Закончив свой мини-концерт на теплой кухне, они улыбаются.
— Недурно, — говорит Вена, обнимая Зака.
— Недурно? Да это шикарно! — я смеюсь.
И вся мужская часть населения этого дома мигом исчезает. Я чувствую себя маленькой девочкой. Порой людям кажется, что такие, как мы не могут этого чувствовать.