Мы - военные инженеры

Наконец ориентиры намечены. Выяснилось, скажем, что для войск противовоздушной обороны будут нужны приборы, обеспечивающие стрельбу зенитной артиллерии по самолетам, летящим на высоте 10 километров со скоростью 150 метров в секунду. Можно пойти по линии модернизации существующей аппаратуры. А можно заняться разработкой новых устройств. Какой вариант лучше? И на этот вопрос ждут ответа от военного инженера.

Как правило, вырабатывалось несколько решений. Из них выбиралось оптимальное. Его вписывали в жесткие финансовые рамки. Лишь после этого начинался наиболее ответственный этап - разработка технических заданий и тактико-технических требований. Первые предназначались для тех, кто будет вести научную работу и исследования, вторые - для конструкторов и испытателей.

А кто определяет номенклатуру запасных частей, устанавливает ресурс до среднего и капитального ремонта? Какие масла целесообразно применять летом, а какие зимой? Как часто следует проводить профилактику агрегатов и механизмов? И эти вопросы решали инженеры-вооруженцы.

Наряду с разработкой технической документации, подготовкой и заключением договоров мы по-прежнему выезжали на полигоны и в войска для участия в проведении испытаний, постоянно держали связь с заводами, конструкторскими и научно-исследовательскими учреждениями, контролировали выполнение уже размещенных заказов, собирали статистические данные о вооружении и приборах, которые находились на вооружении войск.

К великому сожалению, иногда нам приходилось заниматься и делами другого рода. Однажды меня вызвал к себе начальник Главного артиллерийского управления Н. А. Ефимов. У Николая Алексеевича я неоднократно бывал и прежде. Он периодически приглашал к себе ведущих инженеров, чтобы заслушать их подробный доклад. Как правило, такие доклады мы делали дважды в год: в самом начале года, непосредственно после завершения договорной кампании, и летом, когда можно было уже что-то сказать о предварительных результатах разработок и исследований.

Такая система позволяла начальнику ГАУ постоянно быть в курсе решаемых вопросов, изучать новые образцы вооружения, обстоятельно и всесторонне знакомиться со своими сотрудниками.

О подобных встречах нас всегда предупреждали заранее. Мы тщательно готовились к ним, чертили схемы и таблицы. Иногда, если позволяли габариты изделия, привозили с завода опытный образец. Сейчас же вызов был полной неожиданностью.

Войдя в кабинет, я сразу почувствовал, что произошло что-то неладное. Николай Алексеевич, вопреки обыкновению, даже не предложил мне сесть. Здесь же был Иван Филимонович Сакриер, возглавивший после А. Г. Орлова Управление военных приборов.

- Доложите, что делается сейчас в области радиообнаружения. С какими организациями заключены договоры? Каковы предварительные итоги?

В голосе Ефимова звучала тревога, которая передалась и мне. Что произошло? Ведь совсем недавно я отчитывался по данным вопросам. Тем не менее я начал докладывать.

- У вас есть уверенность, что работы приведут к желаемым результатам?

Я ничего не мог понять. Казалось бы, опытами Коровина всем сомнениям положен конец. Последующие исследования, которые проходили в ЦРЛ и ЛЭФИ, подтвердили результаты, полученные им. И вдруг - такой оборот...

Николай Алексеевич подошел к двери и плотно притворил ее. Затем повернулся ко мне и пристально посмотрел в глаза.

- Итак, насколько я понял, вы, Лобанов, уверены в своей правоте. Именно поэтому я и не стану скрывать, что складывается очень серьезное положение. Нас всех, - он сделал жест в сторону Ивана Филимоновича, обвиняют чуть ли не во вредительстве. Короче, в Наркомат поступил доклад, в котором работы по радиообнаружению называют шарлатанством. Под сомнение ставятся результаты опытов, проводившихся в Ленинграде. Автор письма авторитетный и достаточно влиятельный человек. Фамилию пока называть не буду.

До сих пор не могу понять, как это получилось, но неожиданно для самого себя эту фамилию вслух произнес я. Ефимов удивленно вскинул на меня глаза и насторожился.

- Откуда вам это известно? Догадка или есть какие-нибудь основания?

Прямы" оснований у меня, конечно, не было. Просто вспомнились некоторые подробности переговоров, которые в свое время велись со связистами.

На следующее утро я решит выяснить, как родился этот злополучный доклад. Первым, к кому я обратился, был Михаил Васильевич Шулейкин главный инженер Управления связи РККА и научный консультант НИИИС. Когда я рассказал ему о цели визита, он просто не поверил мне.

- Послушайте, Михаил Михайлович, вы понимаете, что говорите? Можно не соглашаться, спорить, приводить какие-то{1} доводы. Можно, наконец, упрямо, вопреки логике отстаивать свою ошибочную точку зрения. Такое тоже бывает. Но чтобы вот таким образом рубить с плеча - в голове не укладывается!