Мы все умрём. Но это не точно (СИ)

Нотт расстегнул ширинку и приспустил штаны. Голую, разгорячённую кожу тут же обдало прохладным ветерком из открытого окна, отчего по рукам пробежали мурашки, а волоски встали дыбом. Впрочем, встали не только волоски. Он огляделся в поисках чего-нибудь, что могло сойти за смазку, но, не найдя ничего подходящего, просто сплюнул на ладонь и обхватил ею потяжелевший член. Всё внизу настолько сильно налилось кровью и пульсировало, что казалось, ещё немного и взорвётся прямо в руке. Да, он определённо был сегодня на взводе. Тео провёл большим пальцем по набухшей венке, так, как всегда это любил и, играя с собственными ощущениями, обвёл по краю обострённо-чувствительную головку. На самой верхушке выступила мутная капелька смазки, и он размазал её по тонкой коже. Чего-то всё равно не хватало. Тео вспомнил запах волос Гермионы, то, как нежно она пахла цветами… Второй рукой он крепко сжал член у основания, перекрывая отток крови. Вот так лучше. Больше напряжения. На какую-то взаимность, даже в фантазии, рассчитывать не приходилось, поэтому он представил, как бы порвал на ней горловину её идиотской футболки, спустив лоскуты ткани по плечам. Как беззащитно и трогательно бы Грейнджер вздрогнула от треска разорванной одежды, как тонкий хлопок проскользил бы вниз, открывая его взору те самые торчащие соски, которые она и не думала прятать под каким-либо бельём.

Гермиона определённо попыталась бы прикрыть себя руками, но не смогла из-за связанных рук. Да. Связывание. Тео любил ощущать контроль над чужим телом. Когда один неловкий жест мог стать опасной гранью. Завести руки за спину, натянуть до предела мышцы и связки, довести до пика напряжения и тянущей боли. Подвести человека к состоянию катарсиса и освобождения. Пройти этот путь вместе… Напряжение на грани — вот, что действительно заставляло его чувствовать жизнь во всех оттенках.

Грейнджер тоже стоило провести по краю. Разбить её хрупкий серый кокон, добавить ощущений в её скучную, нудную жизнь. Она ведь так состарится, иссохнет и даже не поймёт, что её время уже закончилось. Теодор смял крепче в кулаке прозрачные трусики. При мысли о том, как Грейнджер покорно сидит у него в ногах в ожидании своей участи, его член стал болезненно-твёрдым. Он выгнул вперёд спину и ещё крепче сжал ладонью пульсирующий стояк, накаляя до предела чувствительность. Как же хорошо. Нет, пяти минут точно не хватит.

Нотт представил, как связал бы девичьи запястья крепкой верёвкой её любимого гриффиндорски-красно-храброго цвета. До онемения на кончиках пальцев. Она думала, что держала под контролем свою серую, нудную жизнь? Тео бы показал, что такое настоящая беспомощность. Когда ты целиком и полностью отдаёшься чужой воле, не зная, что с тобой произойдёт дальше и насколько это может тебя возбуждать. Его кисть медленно и изящно скользила по члену, разнося волны тепла по нервным окончаниям. Теодор ласкал себя не спеша, растягивая каждое мгновение движением руки, поворотом запястья. Он потёр кончиком пальца уздечку и прикрыл глаза, наслаждаясь ощущениями. Смазки, конечно, не хватало, так что это был экспромт на сухую, но можно было представить, что связанная Грейнджер вряд ли бы тоже истекала от желания. Скорее, наоборот, она бы с тревогой ждала, что Нотт с ней сделает, и испуганно смотрела бы на него своими глазами цвета жжёной карамели. Так невинно, растерянно, высоко задрав подбородок и стоя абсолютно голая на коленях. Он представил, как пропустил бы скрученные канатики между её мягкими грудями с розовыми сосками и надёжно бы зафиксировал концы на пояснице. Не заклятьем, нет. Своими руками, чтобы самому ощущать жар её кожи, напряжение мышц и натяжение верёвки. Развел бы пошире ей ноги и пропустил один канатик между ними тоже. Что ж, если она будет хорошо извиваться, то сможет получить своё наслаждение.

Извивайся, Грейнджер.

Тео представил, как стоит, упираясь мысками ботинок в упругое бедро, во весь свой немаленький рост. А там внизу, у его ног, Гермиона. Обнажённая, связанная, беспомощная и доступная. Что бы ты с ней ни сделал — она твоя. Извивается, как змея, пытается выбраться и изнывает от трения натянутой верёвки между бёдер. Верёвка скользит между влажных складок и трётся о клитор. Цветочек жалобно стонет и пытается освободиться, и чем больше она дёргается, тем сильнее и сильнее давит на неё верёвка, а кровь приливает к её набухшим половым губам.