Мы все умрём. Но это не точно (СИ)

Осторожно, в первой половине главы есть Алекто, Амикус и Тео, если отпугивает дабкон (сомнительное согласие на секс), то специально для вас пометила начало и конец того самого момента звездочками ***

Приятного прочтения!

Теодор не мог уснуть. Он лежал и рассматривал тёмные трещины на потолке. Тень от ветки складывалась в страшную лапу инфернала, и казалось, что скреблась не в окно, а прямиком в душу. Нотт давно не боялся кошмаров, но на его плече, беззащитно всхлипывая, спала Гермиона, и всё вокруг ощущалось каким-то иррационально тревожным. Девочку необъяснимо хотелось спрятать ото всех монстров за окном и в первую очередь от самого себя…

Напряжённый член натягивал штаны.

Теодор провёл языком по внутренней стороне щеки и скользнул взглядом по тонкой руке, лежащей на его груди. Выход-то был и совсем рядом. Он нежно накрыл ладонь Гермионы своей, на мгновенье всерьёз задумавшись, не переложить ли её пониже, туда, где всё горело и упиралось в жёсткую, словно наждачка, ткань пижамы. Но девочка вновь тревожно всхлипнула и уткнулась носом ему в бок. Совсем как бездомный котёнок. Тео перевёл мрачный взгляд в потолок, снова и снова мысленно прогоняя этот её невинный вопрос, который поставил его в такое неудобное положение.

— Побудешь со мной, пока я не усну? — и эти большие, печальные глаза цвета майского мёда.

Ага, Цветочек, прекрасная идея… Но отказаться почему-то не смог. Гермиона выглядела такой трогательно-беззащитной, что показалось, если он оставит её одну, то она по-детски расплачется в подушку и проплачет так всю ночь. Теодор ненавидел слёзы. Поэтому послушно сдвинул кровати и лёг с ней рядом, накрыв их одним тёплым одеялом. Без какого-то умысла, просто других приличных одеял в этой квартире не нашлось, а холодный ветер ощутимо задувал сквозь щели в окне…

И теперь Нотт лежал, не зная, куда деть руки. Вначале Гермиона немного поёрзала и осторожно его обняла, что он ещё смиренно стерпел, но стоило ей уснуть, как она вовсе прижалась к нему всем своим худеньким телом. А вот это уже оказалось невыносимо. Хуже того, это было настолько нежно и мило, что даже странно. Почему Грейнджер вообще ему доверяла? У него было ощущение, что он держал в руках маленького, пушистого птенца. Такого жёлтого, как кусочек сыра, который ты забыл на верхней полке холодильника, он там пролежал несколько месяцев, засох, чуть подгнил и покрылся серой плесенью…

Хотя, может, засох и подгнил — это сам Теодор?

Потому что это именно ему отчаянно хотелось сжать ладонь и почувствовать хруст тонких птичьих косточек в кулаке. Её беспомощность заводила и поднимала в нём волны мрачной похоти, настолько сильной и тягучей, что даже дрожали пальцы. Теодор еле сдерживался, чтобы не перейти красную черту, которую сам же себе и прочертил. Сначала, по плану, Грейнджер должна просто привыкнуть к его присутствию. Хотя, кажется, с этим всё уже решилось само собой. Нотт задумчиво обвёл пальцем горловину собственной пижамы, которую дал ей вместо пропахшей гарью одежды. Прохладная шёлковая ткань едва доставала до середины девичьего бедра, и сейчас, скинув одеяло с ног, она предстала перед ним в невероятно развратном виде. С этими голыми ногами и узкими щиколотками… На её бледной коже чётко вырисовывались маленькие, тёмные пятна синяков. Хотелось надавить пальцем на каждый из них, чтобы она всхлипнула от боли и прекратила быть такой беспечной.

Ты не должна так доверять мне, Грейнджер!

В тоже время Теодора порочно тянуло приподнять ткань, чтобы проверить, есть ли на ней сейчас трусики или нет. Посмела бы Гермиона лечь с ним рядом без белья? Вряд ли, это же правильная, чопорная Грейнджер, она скорее ляжет в мокром, чем позволит себе такое. Член болезненно пульсировал, и Тео аккуратно поправил штаны, чтобы шов не врезался так сильно. Как же он влип!

А девочка всё спала, прижимаясь к нему горячим, стройным телом. Её пушистые ресницы подрагивали, будто бы под закрытыми веками быстро-быстро мелькали картинки. И, конечно же, она совсем не замечала, как он гладил кончиками пальцев нежную шею, которую ему так отчаянно хотелось сжать…

Тео вновь упёрся мрачным взглядом в потолок и мысленно пропустил последние двадцать четыре часа.

Требовалось представить что-то скучное и нудное, как сегодняшний день. Драко, пожар, долгое сидение с ней у дежурного аврора и бесконечный поток заявлений: на поиск поджигателя, на восстановление документов, на доступ к банковским счетам, запросы к страховой, на то, что, в конце концов, она — это она, а не единорог с радужным членом во лбу. Они сегодня отведали бюрократии во всей её красе. День был нудным, но при этом Тео и подумать не мог, что идея с поджогом окажется настолько удачной.

Оказалось — это так упоительно ощущать контроль над чужой жизнью.